В кои-то веки пошли за грибами — и на тебе, заблудились! Задери ее совсем, эту Потеряевку! Не деревня, а какой-то призрак замка Моррисвиль! (Дед в далекой юности читал книжку с таким названием. Хорошая книжка. Про разных там вампиров, вурдалаков, людоедов, камнегрызов и прочую соответствующую публику. Дед – тогда, конечно, еще подросток – очень смеялся.)

И ведь шли-то вроде бы правильно: от Полян свернули в сторону заводского гаража, потом, не доходя до забора, поворот налево. Потом прошли ельник, березняк, небольшой пролесок, повернули вправо, вышли к ручью – перешли ручей, и вот он, лес, из которого, по уверениям бабки Корнеихи, «и тощуть, и тощуть!». Ага, притащили… Вместо грибов – одни ямы, пни да озверевшие голодные вампиры-комары. Прямо как из того дедушкиного замка.

Вдруг прогремел гром, и, казалось, раскололся о землю.

— Странно, — сказал дед и задрал голову. – На небе – ни облачка… Что бы это значило?

 Внучки, Катя и Маша, тоже посмотрели на небо. Они уже досыта наелись земляники (вот чего-чего, а ее здесь хватало) и теперь бесполезно отмахивались от комариных атак.

— Интересно, здесь какие-нибудь волки проживают? – задумчиво спросила Катя.

— Нет, — успокоил ее дед. – Здесь никто не проживает. Даже лягушки. А проживают здесь одни дураки. Вроде нас.

— Мы не дураки, мы девочки, — возразила Катя. – А этот самый… это кто нас сюда привел.

— Да я сам не знал! – закипятился дед. – Послушал эту Корнеиху: «как выйдете к Потеряевке – и вправо, и вправо!». Экскурсовод …по неведомым дорожкам! Сама-то, небось, дома сидит! – и махнул рукой. — Ладно, я виноват. Признаюсь. Доверился.

— Ты не расстраивайся, деда, — заступилась за него Маша и сердито посмотрела на сестру. – И не слушай… (и опять исподлобья — зырк на Катю) некоторых.

Гуськом – впереди девочки, за ними дед – спустились к ручью и умылись.

— Рыбов тоже нет? – опять поинтересовалась Катя и сама же себе ответила. – Нет. И волков, и грибов, и рыбов. Ничего нет, – и вдруг быстро наклонилась, сунула сложенные ковшиком ладошки в воду.

— Деда, а она пьет! – ахнула Маша.

— Ну и что? – лениво процедила сестра. – Подумаешь! Собаки вон из лужев пьют. Я видела.

— Ты же не собака! – возразила Маша. – А если заболеешь? Знаешь сколько в этом ручье микробов? Сто миллионов тыщ, вот!

— Интересно, Машечка, как же ты их посчитала? На счетах, что ль?

— Это не я посчитала, — не растерялась Маша. — Это ученые там разные посчитали. В микроскоп. Деда, пойдем домой?

— Пойдем. Только теперь надо определиться, где он, этот дом.

— Ты что, заблудился? – удивилась Катя.

— Заблудился, – вздохнув, сознался дед.

— Совсем – совсем – пресовсем? Не понарошке?

— Спокойно, спокойно, барышни. Только без паники, – сказал дед. – Мы с вами, в конце концов, не в тайге. Просто надо определить, с какой стороны находится железная дорога, повернуться к ней левым боком и можно смело идти вперед.

— Не видно здесь никакой железной дороги, – повертев головой по сторонам, сказала Катя. – И электричков тоже не видно. Надо на дерево влезть.

— Не надо никуда лезть, – запретил дед. – Просто стойте и слушайте. Услышите шум – значит, в той стороне она и есть.

Все трое замерли. Прошла минута, другая

— Ничего не слышно, — грустно сказала Маша и вздохнула, – Какие же мы все-таки несчастные.

— Это почему же обязательно несчастные? – обиделся дед, усмотрев в причине этого «несчастия» намек на его, дедову, бестолковость.

— Ничего не несчастные! Подумаешь, заплутали малость! С кем не бывает! Здесь, в конце концов, не тайга. Здесь люди кругом.

— Где? – тут же хитро прищурилась Маша.

— Ну… почти кругом. А тебе, Маруся, лишь бы к словам прицепиться!

— А я вот по телевизору про одну девочку смотрела, — задумчиво сказала Катя. – Она тоже заблудилась. И блудилась, и блудилась, прямо устала вся!

— И продолжалось это долго-долго-предолго! – Катя выдержала драматическую паузу и трагическим голосом, на вдохе произнесла. – Сто целых лет, вот!

— Какая же ты врушка, Катька! – не поверила ей Маша и иронично фыркнула. – Сто лет! Она бы умерла без того, чтобы не кушать!

— А она кушала, – спокойно ответила Катя.

— Интересно, чего же? – язвительно поинтересовалась Маша. – Волков, что ли?

— А бутерброды! (Дескать, как? Здорово я тебя умыла?)

— Интересненько, откуда же они их брала в лесу?

— Ну-у… Она же не всегда была в лесу. Она иногда и к людям выходила. Они ей давали хлебушек, колбасу разную, газировки попить, по головке гладили. Она поест, попьет, скажет: «Спасибо, добрые дяденьки и тетеньки!» – и опять в лес уходила заблуждаться.

— Интересно, — задумчиво сказал дед. – Подхарчится, значит, – и опять в леса. Прямо маугля какая-то. Что же она с людьми-то не оставалась? Газировку пила бы с ними каждый день. Пряники ела. С бутербродами.

— Это потому что она просто в лесу привыкла! – громко начала объяснять Катя (дескать, ну что же вы такие бестолковые!). – Потому что в лесу хорошо! Ручеёчки разные, ягодки, грибочки, травушка-муравушка…

— А зимой? – ядовито сощурилась Маша. Она все-таки решила вывести все это беспардонное вранье на чистую воду. А то газировка, колбаска… тьфу, слушать категорически противно!

— А зимой можно в берлогу. Легла, глазки закрыла и спи себе спокойненько. И никаких тебе комаров вредных.

— А кушать чего? – не унималась Маша (далось ей это кушанье!). – Опять бутерброды? Кто же ей их даст зимой? Врушка ты, Катька!

— Сама такая! – быстро ответила сестра.

— И ты, ты, ты, ты!

— Цыц! – рявкнул дед. – Два сведенца! Лучше дорогу железную слушайте!

Они опять замолчали, опять прислушались, но кроме тихого шелеста деревьев ничего слышно не было.

— Нету здесь никакой железной и никакой дороги, — решительно заявила Катя. – Возмутительно прямо! Безобразие какое-то некультурное! Хоть бы таблички, что ли, повесили. Ой, смотрите, птичка! – и показала на пеструю юркую птаху, которая быстро-быстро клевала воду в ручье.

— Пьет, – довольно сказала Катя и, повернув голову к сестре, ехидно добавила. – С микробами! И чего-то не заболевает никак!

Маша поджала губы: обиделась.

— Хороший ручеечек! – похвалила Катя, делая вид, что не замечает этой обиженности. – Чистенький! А знаете, куда он течет?

Дед неуверенно пожал плечами. Маша, набычившись, молчала.

— А я знаю! В речку! А речка — в море! А море — в океан! Этот… Северный ядовитый! А он уже никуда не течет! Потому что без дна, вот! – и закончив демонстрировать свои энциклопедические знания, довольно вздохнула.

— Умная, — похвалил дед. – Наверно, профессором будешь.

— Не-а! Я буду мороженым у нас на улице в палатке торговать! Мне не надо профессором! Лучше пусть Маша будет. Будешь профессором, а, Машь?

— Я балериной хочу … — неожиданно покраснев, призналась Маша. – Чтоб лебедя танцевать. Вот так, – и, скрестив ноги, подпрыгнула несколько раз.

— И ты молодец! – великодушно похвалил дед. – Вы обе у меня те еще… – он хотел сказать «оторвы», но передумал, – умницы!

Они прошли краем ельника, вышли на большую, залитую солнцем поляну.

— Тропимочка! – закричала вдруг Маша. – Смотрите, тропимочка!

Дед и Катя повернули головы. Действительно, поляну пересекала узкая, но отчетливо натоптанная тропинка. Похоже, ей часто пользовались, Она выныривала слева, из ельника, и через поляну убегала в буйно разросшиеся кусты орешника.

— Ура! – радостно закричали девочки. – А вот и не заблудились, а вот и совсем! Ух, какая тропимочка! Холёсенькая какая, чистенькая, аккуратненькая! Она нас прямо к дому выведет! Правда, деда?

— Правда, — улыбнулся тот. Они вышли по тропинке к асфальтовой дороге, а уже она выведет прямо к садовым участкам, домой. Все было хорошо — и погода, и природа, и гром не гремел, и солнышко светило. А то, что грибов не нашли — не беда. У них вместо грибов бабушка есть. Она их всегда и накормит, и напоит, и спать уложит. А грибы эти ненайденные всегда можно на базаре купить. Тридцать пять рублей кучка. Вот.

Алексей Курганов