Он разобрал мир на кванты памяти, предварительно изучив его действительное состояние — с разных сторон: светского человека, репортёра отдела салонной хроники, слушателя лекций в Сорбонне, молодого человека, проходящего военную службу…

Разные полюса: Пруст – светский человек, и Пруст – писатель, ушедший в сияющие бездны одиночества, и укрывшийся в келье комнаты, чьи стены были обиты пробковым деревом.

Он кропотливо, медленно, детально восстанавливал подробности, определявшие жизнь, заодно раскрывая механизмы памяти, не слишком известные и сегодня.

Возможно, писатель предвосхитил определённые работы нейрофизиологов.

…ассоциации определяют больше, нежели мы предполагаем, и Пруст, сложно и точно детализируя тончайшие, создавал миры, перенасыщенные смыслово, интонационно, стилистически.

Плавное течение стиля: густого, как мёд, вбирающего в себя многочисленные подробности; ощущения, собираемые в каталог, и демонстрирующие, насколько единицы сознания, которое сложно однозначно определить, могут быть весомы…

Речь, закругляющая острые углы, умягчающая резкие грани: торжественно сияющая, как старые византийские ткани, речь Пруста.

Вместе – тончайшая психологическая работа: Сван, Одетта: они выходили из серии романов, чтобы жить среди людей.

Время растекалось, как впоследствии в безднах сюрреализма; время растекалось, конденсировалось, собиралось в узлы.

Строилась махина, отливающая всеми цветами человеческой трагедии: но трагедии особенно и не было: жизнь, описываемая Прустом, вполне вкусна.

Тем не менее…

Махина грандиозного повествования известна многим по репликам собственного бытия и опыта: и предвосхищенное и живописанное Прустом наливается с годами новыми и новыми красками…

Александр Балтин