Самолет долго кружил над пустыней, и, наконец, сел, изо всех сил заглушая двигатели.  Самолет был маленький, почти что джет, мотало из стороны в сторону, и только под самый конец путешествия Мартину удалось заснуть.

Он вылез из своего кресла, словно очнулся. Вокруг уже никого не было, и он медленно направился к выходу, оглядываясь, то влево, то вправо.

Тунис был ярко красным вечерами. Роскошные отели возвышались над морем пепельного цвета, которое за несколько минут приобретало светло-голубой, бирюзовый оттенок. Темнело здесь рано. Он долго ходил по маленьким улочками, словно не верил, что, наконец, попал сюда, добрался.  Было жарко, ото всюду лилась гортанная речь, то внятная, то совсем невнятная, как какой-то заунывный гул, доносящийся из пещер.

«Она должна быть где-то здесь», — произнес он почти что вслух, терпеливо обходя все новые и новые кварталы.

— Бакшиш! – сказал Мартину странный человек, слегка присев. На нем была чалма, и он что-то усиленно бормотал под нос.

— Я ищу женщину, — сказал Мартин по-арабски, почему-то думая, что странный человек в чалме его обязательно поймет.

— Женщину? – удивленно и совершенно искренне спросил араб. – Какую? Белую?

Мартин кивнул, улыбаясь произведенному эффекту. Казалось, что слово «белая» произвело на араба положительное впечатление.

— Она часто бывала здесь?

— Да. Она бывала здесь, — спокойно повторил Мартин.

— Когда?

— Лет пять назад. Она приезжала сюда отдыхать. И теперь я хочу, чтобы вы мне нашли всех тех людей, которые видели ее. Это возможно?

— Это не очень возможно, — тихо повторил араб, и почему-то кивнул головой. – Но я попробую.

***

Когда Мартин проснулся в гостинице на следующее утро, то почувствовал легкий озноб, словно его колотило от какой-то странной тропической лихорадки. Он потянулся за тумбочкой, хотел ее открыть, чтобы найти аспирин, так болела голова, но вместо этого уронил чашку кофе и пролил апельсиновый сок прямо на пол.

— О, Господи! – повторил Мартин, быстро встал, и отправился в душ, пытаясь в леденящей воде найти какую-то дозу успокоения.

Ресторан выходил на приятный цветочный сад, весь усыпанный розами и камелиями, весь в пальмах и соломе. Солнце палило так, что, казалось, даже воздух почти загорался от лилово-сиреневых бликов, которые метались по стенам, в сопровождении надрывных голосов.

Он вспомнил, как последний раз видел Марианну. Это было два года назад. Она уезжала в Италию, в Неаполь, в Помпеи, хотела провести там совсем недолгое время. Ее отсутствие перевернуло все планы. Он был уверен, что свыкнется с расставанием, так легко он расставался со всеми, но на этот раз такой легкости совершенно не произошло. Среди ночи он просыпался и вдруг явственно видел ее перед собой, такую же спокойную, такую же нежную. Она разговаривала с ним, медленно и спокойно объясняя ему что-то, и он словно успокаивался под ее взглядом, думая, как чудесно будет вечером снова обнять ее.

Ей необыкновенно шли черные платья. Когда она отворачивалась, он скользил взглядом по ее телу, и видел, как причудливо это платье облегало ее, и как ей необыкновенно шло все, что было женское, все, что подчеркивало ее красивую фигуру, и очерчивало округлые бедра и прямую спину.

Когда он встретил ее впервые, то даже не поверил, что такое может быть. Ему показалось, что мир на мгновение рухнул, изменился, словно током ударило, настолько живой и недосягаемой она показалась ему. Тогда она сразу почувствовала его расположение, и сразу захотела выпить с ним кофе, под предлогом которого они и отправились в небольшое французское кафе, где и провели целый день, обмениваясь короткими репликами, и глядя на бульвар.

«Это точно было в Латинском квартале», — сказал он вслух, почувствовав, как озноб снова пронизывал его до костей.

***

Время в Тунисе словно остановилось. Он забыл, зачем приехал сюда, как будто бы вековая печаль и внутреннее томление, вдруг настигли его, а потом также внезапно отступили.

— Я должен видеть, все те места, где она бывала, — снова сказал он арабу, который появился в ресторане также неожиданно, как и исчез.

Вечером Мартин спустился в ресторан, сел за столик, как это часто бывало с ним, даже не подозревая, что жизнь ему подкинет. Она сидела к нему спиной, и разговаривала с кем-то через стол. Ее открытая спина, казалось, была напряжена.

— Карен! — бодро сказал Мартин, узнав в женщине свою давнюю английскую знакомую. – Карен! Is that you?

Карен повернулась к нему, сразу узнав, бросилась буквально на шею:

— Darling! Dear You! – она тараторила что-то, попеременно хлопая его то по плечу, то по бедру!

— Drink?

Пиво здесь было очень холодным, и, выпив его почти залпом, он за одну минуту почувствовал ужасное облегчение.

— Все расскажи о себе! Все, слышишь? – продолжала Карен. – Ты же русский, ты любишь о себе рассказывать!

Он долго рассказывал ей про Петербург. Потом про Францию. Она внимательно слушала его. Попеременно прижимая кончики пальцев к столу, как всегда делала, словно хотела, чтобы на ее пальцы обратили внимание.

— Как хорошо я все помню! – вдруг радостно заключил он, подбадривая ее, в надежде на то, что он и, правда, совершенно не забыл их давние встречи.

Вечером она пришла к нему в номер чуть раньше, чем он планировал, сразу разделась, и сама потушила свет. Он обнимал и целовал ее, ощущая соленость ее кожи, и порывистое дыхание. В какой-то момент он даже подумал, что ему стало легче, что он совершенно забыл, зачем приехал. На мгновение он даже подумал о том, что англичанки, действительно, совершенно особые, такие понятливые, легкие, разговорчивые…

В какой-то момент он поймал себя на мысли, что пытался представить перед собой Марианну. И уже в самый момент близости, вдруг понял, что не сможет, никогда не сможет рассказать ей всего, что это будет совершенно невозможным, постыдным, гадким даже. «Да и что рассказывать?»

Карен откинулась резко назад, и вся вздрогнула, напряглась. Он силился ощутить красоту этого ночного города в пустыне, объять необъятное, но в ответ только слышал свое неровное дыхание, и думал, как попросит холодной водки, которую тут же выпьет.

— От тебя всегда пахнет ванилью, — вдруг сказал он, и засмеялся, закурив, и укрывая ее белым халатом.

— Bear always! Медведь всегда! – сказала Карен, и потянулась за сигаретой, отбрасывая одеяло, и распахивая огромное окно с видом на море.

Оглядев ее, такую крепкую, ладную, словно теннисистку, он вдруг снова подхватил ее на руки, и стал отчаянно целовать, пока не забыл совершенно все, что было в его сознании, пока не исчезла вся та боль, которая была схоронена внутри.

— Расскажи мне о ней, — попросила Карен.

Он вскинул на нее устало удивленные глаза, совершенно не веря, что его мысли были столь очевидны.

— О ком?

— Не делай из меня дуру, Мартин! Расскажи мне о женщине, которую ты здесь ищешь.

— Я? Ищу?

Мартин слегка отшатнулся, запахнул халат и потянулся было за сигаретами.

— Поцелуй меня, — вдруг сказал Карен. – Kiss me.

Он вдруг ощутил такой прилив сил и радости, которые уже давно не ощущал, словно она вмещала в себе все те воспоминания юности, все те минуты их английских встреч, которые постепенно возвратились.

Карен была родом из ирландской семьи, очень строгих правил. Именно поэтому она ушла из дома довольно рано, и как все англичане стала жить одна, снимая недорогую квартиру в Ист-Энде. Потом она поступила в Университет, а потом, в этом самом университете. они и познакомились, поскольку именно там было так одиноко, и так естественно кого-то встретить.

Она помнил, что иностранцы всегда рассказывали ему, какие удивительные американки. Быстрые, уверенные в себе. Не чета англичанкам. Но здесь они были неправы. Англичанки были намного более раскрепощенными, и очень знающими в отношении того, как нужно себя вести с молодым человеком, который в ужасе от того, что творится в его душе и теле.

Вместе с Карен они ездили на машине по зеленым полям, а потом вечерами до упада, обойдя все местные поля, и наспех пообедав где-то в пабе, снова устремлялись в свою маленькую комнатку на самом верху, под крышей спокойно предавались любви, совершенно ни о чем не думая, и ничего не помня.

«Как и что я могу ей рассказать»? – думал Мартин.

Ему было сложно развести всех женщин, которых он встречал в своей жизни. Неслучайно, он даже какое-то время работал психологом, пытаясь нащупать ту грань между одним человеком и другим, которая и помогала составить личность. Люди часто задавались вопросом, как так получается, что любовь словно кочует с человеком, заставляя его с той же страстью любить кого-то еще, после того, как чувства к кому-то другому немного поостыли. У Мартина все было как-то не так, как ему казалось. Марианна настолько поглотила его, настолько вошла в его тело и душу, что, ощутив себя с нею, единожды, одним целым, он, казалось, не мог думать ни о ком другом.  Ее отсутствие так мучило его, что он даже приехал в Тунис, искать ее знакомых, в надежде понять, как она жила до встречи с ним, в надежде найти ее.

Карен была совершенно иной, своей, легкой, понятливой, ненавязчивой. Она скрашивала его будни, помогала учиться сто лет назад. И теперь, глядя на то, как залихватски она готовила ему пунш и кофе, в какой-то момент все внутри вдруг вспыхивало странным светом прозрения и надежды.

— Мы пойдем искать ее! – сказала Карен и улыбнулась.

Однажды ночью она как всегда пришла к нему, и почему-то была очень грустна.

— Darling, — сказал он и вдруг почувствовал необыкновенное тепло, словно льдинка внутреннего надлома вдруг начала таять.

Он целовал ее губы, такие мягкие, как вишни, потом шею, а потом кисти рук, запястья. Когда он касался ее теперь, внутри зажигалось какое-то нестерпимое электричество, словно его всего пронзало, выворачивало. Он пытался сдержать себя, но от этого ничего не получалось, словно внутри включился какой-то странный механизм его спасения, и все, что было напряжено, и так печально, вдруг растворялось в этом морском воздухе, тепле, и странных заунывных звуках, доносящихся из-за окна.

***

Араб пришел на следующий день, и достал огромную папку. В папке было огромное количество документов, снимков, записей, писем, словно в стране работала тщательно подготовленная шпионская служба.

— Здесь все о ней, — сказал араб и улыбнулся краешком губ.

— Сколько это стоит? – спросил Мартин.

— Недорого, — сказал араб, приложил палец к губам, наклонился над ухом Мартина и произнес сумму.

Мартин взял папку, пролистал ее внимательно, отдал арабу вышитый бисером кошелек с деньгами, а потом размеренно дошел до вечернего пляжа, подошел к огромному костру с шампурами, и медленно сжег каждую из бумаг, терпеливо запихивая документы между углями, пока они не превратились в горсточку пепла.

Он поднялся в номер к Карен и постучал, увидев, что на двери висела табличка «не беспокоить» (Don’t disturb). Потоптавшись на месте, он ушел к себе в номер. Не спал всю ночь, гулял по берегу, вслушиваясь в звуки моря, сняв ботинки, и делая пируэты по песку. От отчаяния, что Карен пропала, он не мог заснуть, только изредка вскакивал, и варил себе кофе.

Утром она не пришла, и он в ужасе бегал по гостинице, потом по близлежащим кварталом, пытаясь обнаружить ее хоть где-нибудь.

— Неужели уехала?  Зачем я так жестоко поступил с ней? – думал Мартин, снова в ужасе осознавая, что потерял еще одного дорогого человека.

Вечером он понуро пришел в номер, и не раздеваясь лег на кровать.  Услышав слабый шорох, а потом шаги, вдруг весь пробудился, словно привстал.

Когда кто-то постучал в дверь, он бросился открывать, и увидев ее на пороге, опустился на колени, стал целовать ее руки, потом мокрое от купания лицо.

— Где ты была? – спрашивал он, и снова целовал ее, говоря что-то на всех языках, и прибавляя арабские слова, которые она совсем не понимала.

Когда он просыпался ночью, то чувствовал, что она словно влилась в него всем своим существом, на какой-то миг став Марианой.

А утром он понял, что рядом с ним, завернувшись в одеяло, мирно спала все-таки не Марианна, обхватив его за голову одной рукой, и обнимая белоснежную подушку другой.

Нина Щербак