…Сфинкс гипнотизирует…

Он завораживает – пусть не египетский, возле которого можно услышать ответы на любые вопросы, пусть тот – из дебрей мифологии, и он, будучи сам частью мировой поэзии, точно просится в её словесное оформление:

Ужасный зверь!.. Прекрасное лицо

В нём женщину таит с глазами бездны,

Но львиные объятия железны,

И этой мощью замкнуто кольцо.

Мощно замкнуто и кольцо строфы, ассоциативно отзывая к св. Себастиану с исполнение Р. М. Рильке.

О. Охапкин онтологически относился к советскому литподполью: сколько бы сборников не подготовил, собрав и архитектурно выстроив, официально опубликовал только несколько стихотворений и переводов; но рукописи расходились в самиздате, функционировавшим тогда бесперебойно, как часы.

…жаркое таинственное мерцание легко вьющихся строк завораживает:

Это наше право

И больной вопрос –

Жаркая отрава

Сладких папирос.

 —

Это утешенье,

Ложь в который раз

Вместо воскрешенья

Жизни без прикрас.

Какова бы она была – жизнь без прикрас?

Жизнь, данная на полюсе свободы и сокровенной откровенности: печали, радости, всего жизненного вороха?

А какова бы была жизнь, построенная на принципах любви и взаимопомощи?

Не узнать, а утопии все грешат… детством.

Уникально крепкая работа поворотных запятых, словно позволяющих заглянуть в изнанку смыслов; и ощущения мнятся шаровыми, гранича с откровениями, пойманными сачком строки:

Душа глубокая не знает

Порой, как выразить себя.

Сквозною раной в ней зияет

Вся жизнь, рыдая и скорбя.

Масса ощущений не поддаются описанию: ни в стихах, ни в прозе, оставаясь индивидуальной принадлежностью бедного их носителя.

Но – О. Охапкин смог выразить многое: преодолевая барьеры невыразимости.

Лес, странно сквозящий последней тайной раскроется суммой стволов, звучащих органами природы:

Как тянет в кладбищенский лес,

Где сосен мерцающий блеск

И тишь от вершин до небес,

И горнего облачка брезг…

Как тянет в кладбищенский лес,

Где горек валежника треск,

Где тени стволов и кресты

В забвенье наводят мосты.

Щёлканье и переборы острых, как лезвия травы, рифм.

…жуть накатывает, и, сходясь с литературой, гипнотизирует она русским Севером:

Колкий снег и тьма с полночи.

Русский Север: лёд и мрак,

Чёрный ветер, красный флаг…

Блок, закройте Ваши очи!

 —

Эта музыка в ночи –

Полстолетия Россия

В лапах бешеного Вия.

Гоголь, зубками стучи!

Рвутся струны, зигзаги звукописи отдают резкостью.

Он совмещал – Охапкин: резкость и нежность, онтологию и обыденность.

И банальное восклицание может играть не банальною гранью:

О, до чего же наша жизнь грустна!

Бывает счастье. Но оно уходит.

Звезда высокая передо мной – блесна,

Как будто в небе спиннинг кто-то водит.

Ах, узнать бы про тот таинственный спиннинг, не говоря – про гипотетический улов!

Поэт даёт знак: сам не в силах знать.

Олег Охапкин раскрыл цветы своего мира в реальность: красиво и властно, нежно и трепетно, очень по-своему, и, каков бы ни был круг его читателей, каким бы числом не определялся, стихи живут, верша метафизическую работу.

Александр Балтин

О редакции: «Бронзовый век» Олега Охапкина

Первая официальная публикация Охапкина состоялась в сборнике «Круг», изданном в апреле 1985 года  Ленинградским отделением Союза писателей.

Олег Александрович Охапкин был выдающимся представителем ленинградской «второй культуры» и идеологом концепции «Бронзового века» русской литературы. Эта концепция представляет собой символический календарь, в котором «Бронзовый век» является эпохой, следующей за «Золотым» и «Серебряным» веками русской поэзии.

Концепция «Бронзового века» Охапкина связана с периодом 1970-1980-х годов, когда в СССР происходило столкновение между официальной культурой и неофициальным творчеством, в том числе литературой и искусством. В это время формировалась духовная оппозиция режиму, и многие представители интеллигенции искали способы выразить своё несогласие с партийной линией.

Охапкин, будучи одним из самых активных деятелей этой «второй культуры», разработал идею «Бронзового века» как способа самоидентификации и самовыражения для писателей и поэтов, которые не могли или не хотели следовать канонам соцреализма. Эта концепция подразумевала, что после «Золотого века» Пушкина и «Серебряного века» начала XX века, русская литература вступила в новую эпоху, которая требовала новых форм и нового содержания.

В своих работах Охапкин часто обращался к мифологии и истории, используя их как инструменты для исследования современности. Он стремился увековечить дух времени, в котором жил, и своим творчеством отразить сложные процессы, происходящие в обществе и культуре.

Охапкин также был известен своими публичными выступлениями и активным участием в литературной жизни Ленинграда. Он вносил значительный вклад в развитие неофициальной культуры, которая существовала параллельно с официальной идеологией и часто подвергалась цензуре и преследованиям.

Важно отметить, что «Бронзовый век» Охапкина не был единым или строго определённым литературным направлением. Скорее, это была метафора для описания творческого поиска и экспериментов, которые происходили в сфере искусства и литературы в условиях ограничений и табу, навязанных советской властью.

Охапкин ушёл из жизни в 2008 году, но его наследие и идеи «Бронзового века» продолжают влиять на русскую культуру и литературу, оставаясь актуальными для понимания того периода истории.

Главред

Дмитрий Плынов