В своей неудавшейся жизни Таня винила… памятник русскому солдату, спасшему немецкую девочку. Ну не совсем памятник и не совсем что бы винила. Но эпизод с ним повлиял на формирование Таниной сущности, определил всю Танину дальнейшую жизнь таким образом, что ничего хорошего из нее не вышло.

В тот юбилейный год День Победы отмечали с размахом, театрально, патриотично. Большой завод, где трудились Танины родители и почти все взрослые жители района, вносил свой немалый вклад в празднование. По разнарядке горкома партии на городской площади во время парада работники представляли несколько сцен и человеческих скульптур, посвященных войне и победе. Литейному цеху (Танина мама работала нормировщиком в этом цехе) «достался» памятник русскому солдату с немецкой девочкой на руках.

Русским солдатом назначили литейщика Соколова, он выше всех ростом, шире в плечах, почти не пил и даже был кандидатом в члены КПСС. Цеховые мужики смастерили большую свастику, в токарном цехе выточили меч. «Немецкую девочку» выбрал сам Соколов, он с Таниными родителями жил в одном доме:

– Анька, у тебя же маленькая девчушка, веди ее.

Когда мама привела Таню на первую репетицию, Соколов был не в военной форме. Вместо меча держал палку и шутя сражался ею с «Егоровым» и «Кантарией» – двумя молодыми инженерами из конструкторского бюро, которые по сценарию будут водружать красный флаг на макет крыши рейхстага. Вместе они подтрунивали над двумя семиклассниками из подшефной школы, тем предстояло изображать подростков, трудившихся во время войны на заводе, и робко флиртовали с женщиной-мастером из механического цеха, получившей роль Родины-матери, которая «зовет». Дядька из горкома партии злобно и нервно инструктировал участников парада в громкоговоритель. Водители грузовиков, которые повезут человеческие скульптуры, матерясь, спорили с горкомовцем о том, на какой дистанции и с какой скоростью им передвигаться по площади. Четырехлетняя Таня робела, терялась, а из сбивчивых маминых объяснений никак не могла взять в толк, что от нее требуется.

Когда нервный горкомовец злобно рявкнул в громкоговоритель: «Русский солдат с немецкой девочкой, приготовиться!», Соколов ловко вскочил в кузов грузовика, принял Таню, поднял ее на руки и сказал: «Со мной ты можешь ничего не бояться!». Таня доверчиво и покорно прижалась к соколовской груди и больше не слышала криков нервного горкомовца, не чувствовала дерганья грузовика, тихо и спокойно сидела в сильных мужских руках. Танин отец никогда ее не брал на руки, даже когда на пути попадалась большая лужа или яма, перетаскивал Таню будто она неодушевленный кулек.

На следующие три репетиции Таня ходила как на праздник. Уже ничего не боялась, не терялась и не робела, четко понимала, что от нее требуется – затихала в руках Соколова, пока они ехали по площади. Таню хвалил нервный горкомовец, потому что, в отличие от семиклассников из подшефной школы, Таня не капризничала, пить-писять не просилась, с первого раза понимала, что нужно делать.

В сам день 9 мая было очень тепло и солнечно. Таня едва узнала Соколова в форме русского солдата, в которой он казался еще выше, еще больше, еще красивее. Суеты и криков, как на репетициях, не было. Все вели себя серьезно и торжественно, «Егоров» и «Кантария» не шутили, не кокетничала «Родина-мать», не хрустели карамельками подшефные семиклассники, даже нервный горкомовец держал себя в руках и команды отдавал четко, спокойно. Громко звучали военные песни, торжественно произносил речь ведущий. Все были сосредоточены, напряжены: одно дело кататься на грузовике по пустой площади, другое – на глазах у всего города. У Тани дрожали коленки, щипало в носу от волнения. Успокоилась только на руках у Соколова: «Со мной ты можешь ничего не бояться!». Таня поняла, что подвести Соколова, нервного горкомовца и всех этих хороших людей она никак не может.

И все прошло гораздо лучше, чем на репетициях. Таня плыла или медленно летела почти по небу (так ей по крайней мере казалось), над толпой. И ей было ничуть не страшно, а хорошо, надежно, уверенно. Таня не шелохнулась ни разу за время движения, хотя ее переполняла огромная радость, счастье. Она слышала, как люди кричали «Ура!» им с Соколовым. Таня чувствовала, что сию минуту она – самая главная, самая нужная девочка на свете. И самая счастливая.

Вообще весь этот день был счастливее, чем другие дни в жизни, даже Танин день рождения. Таня с родителями гуляли в парке, на площади. Маму с папой останавливали знакомые – рабочие с того же завода, поздравляли с Днем Победы, а Танины родители гордо рассказывали, что Таня была «немецкой девочкой», которую спас русский солдат.

– Да вы что?! – восхищались знакомые. – Мы видели!

Таня с родителями встретили Соколова с его семейством. Соколов под ревниво-удивленные взгляды своих сыновей-школьников подхватил Таню на руки, подкинул несколько раз:

– Моя же ты милая, самая лучшая девочка на свете!

***

Плохо, когда твой «звездный час» состоялся в четырехлетнем возрасте и больше не повторился. Еще хуже, когда то ощущение бесконечного счастья, полета, покоя, уверенности, собственной значимости, которое ты почувствовал в четыре года, по прошествии тридцати с лишним лет больше не испытывал.

Так вышло с Таней. В Таниной жизни самым ярким воспоминанием был тот эпизод с памятником русскому солдату, спасшему немецкую девочку, и самым счастливым моментом тоже был этот эпизод. Больше Таню никуда не звали выступать, ей даже в детском саду, не зная о ее «славе», никогда на утренниках главных ролей не давали.

Когда Тане было 5 лет, у нее появился младший брат – крикливый, болезненный Толик. Родители над ним так тряслись, так его баловали, что Таня не только не ощущала себя важной и значимой, она вообще порой чувствовала себя ненужной и лишней.

Когда Тане исполнилось 7 лет, ее отец – исключительный бабник, весельчак и драчун, бравируя перед компанией, прыгнул в реку с железнодорожного моста. Проделывал он это регулярно и всегда в нетрезвом виде, и до этого случая – удачно. После рокового прыжка из безалаберного шутника и позера отец превратился в злого, пьющего инвалида на коляске. А его пенсия по инвалидности была в три раза меньше зарплаты автоматчика-механика.

Мама, чтобы больше зарабатывать, кормить семью, ушла из ИТР литейного цеха в цех горячих пластмасс и из красивой глазастой с длинной косой молодой женщины превратилась в унылую бабу с жуткой «химией» на голове.

В 11 лет Толик с дружбанами украли из учительской раздевалки три ондатровые и две песцовые шапки, и жизнь Толика покатилась под откос.

В школе Таня училась хорошо, но из-за того, что стеснялась своих родителей, брата-хулигана, скромной одежды, резких скул и неуместных веснушек, серомышисто провела все школьные годы. От праздника Таниной жизни, того памятного 9 мая, осталась одна черно-белая фотография, которую сделали для заводской многотиражки. Мама хранила этот номер газеты. Таня часто тайком доставала и смотрела, даже иногда плакала. Потом вредный Толик порвал газету, и у Тани не осталось никакого документального подтверждения своего счастья. Правда, однажды Танин 7«г» класс привели на экскурсию на завод, а экскурсия начиналась с заводского музея, Таня увидела на одном из стендов большую фотографию Соколова с ней на руках. «1975 год. День Победы». Никто из одноклассников Таню на фото не узнал…

***

По окончании школы Таня не прошла по конкурсу, не добрав балла, в политехнический институт, поступила в техникум точного приборостроения с мыслью прокантоваться год, а затем снова подать документы в вуз, но через год никуда не пошла, закончила техникум, и мама устроила ее на завод в литейный цех нормировщиком, где когда-то трудилась сама. Соколова давно на заводе не было, он продвинулся по партийной линии, переехал в другой дом.

И живи, трудись бы спокойно Таня до пенсии на этом заводе, как не одно поколение жителей района, но в начале 1990-х неожиданно продукция их завода, работающего на «оборонку», стала стране не нужна, предприятие приватизировали ушлые дельцы, разворовали и разорили. Предприятие перебивалось разовыми заказами, работникам перестали платить деньги, а зарплату выдавали маленькими частями – «подачками, как говорила Танина мама, чтобы не загнулись совсем». И народ с завода побежал. Осталась жалкая часть того коллектива, который был: те, кому до пенсии пара лет, да те, вроде Тани, кому больше некуда податься, – не приспособились к новой экономической ситуации. Тане бежать было некуда: работать юристом, экономистом, журналистом Таня не могла в силу отсутствия нужных «корочек», а менеджером или риэлтором не позволяли природная скромность и излишняя гордость.

С личной жизнью у Тани тоже получился полный «прокол». Первый Танин муж Женя – хороший парень с соседней улицы, вместе с ней учился в техникуме, там и познакомились. С Женей Тане было легко и весело, а главное – надежно и спокойно. С Женей рядом Таня почувствовала себя практически так же, как когда-то в детстве на руках солдата Соколова, поэтому, не раздумывая, в 19 лет вышла замуж, а в 20 родила дочку Ирочку. После окончания техникума Женя тоже пришел работать на завод, но с началом этой деиндустриализации быстро уволился, устроился к индивидуальному предпринимателю возить товар на смешной машине, в народе называемой «каблучок». У хозяина – как называл его Женя – бывшего второго секретаря районного отдела комсомола – было несколько торговых точек по району. Женя с ним ездил за товаром на оптовую базу, а затем сам по накладным развозил пиво, сигареты, жвачки и другую дребедень в ларьки. Жене платили неплохо, он мог пользоваться хозяйским «каблучком» (Женя сам его ремонтировал и следил за состоянием).

Таня очень любила Женю, а он любил ее. Ссорились крайне редко и то только из-за работы: Женя предлагал Тане устроиться продавцом в один из ларьков его хозяина, Таня наотрез отказывалась.

– Девки там чуть ли не больше, чем я получают, а тебе уже два года не платят зарплату, и ты на работу ходишь! Скоро с тебя деньги начнут на проходной за вход брать – и ты все равно будешь работать?!?! – злился Женя.

Женю убили вечером около одного из киосков, когда он выгружал товар, ударили сзади монтировкой по голове, Женя умер на месте, грабители утащили несколько ящиков с пивом и коробок с сигаретами. У Тани было ощущение, что ее убили тоже.

Потянулись долгие два года, наполненные горькими слезами об утраченной любви и несостоявшемся счастье. «Отрезвили», привели в чувство Таню дефолт, когда все ее долги по зарплате, скопившиеся за эти годы в бухгалтерских ведомостях в приличную сумму, превратились в ничтожные копейки, и случайно услышанные слова дочки в детском саду: «Можно я не пойду домой, мама все равно со мной не играет и не разговаривает, только плачет?».

Второй Танин муж Вова работал в милиции, поначалу казался очень похожим на Соколова и на первого мужа Женю. Вова даже в Таниных глазах превзошел их своим мужеством и героизмом. На Вовину долю и долю его коллег выпало две командировки по полгода в Грозный в Чеченскую кампанию. Эти командировки «принесли» Таниной и Вовиной семье машину «девятку», стиральную машинку-автомат, первый взнос на квартиру, сына Сережу, Танину раннюю седину и бессонные ночи, Вовину контузию и пристрастие к алкоголю. Вова начал кричать по ночам, мучиться от головных болей и сильно пить. Вову сначала перевели водителем на милицейский уазик, а после того, как он пьяным потерял милицейское удостоверение, уволили. Таня боролась за Вову как могла, но не помогло ничего: ни лечение в госпитале, ни дорогой московский нарколог, ни знахарь из далекой деревни, ни Танины мольбы. Вова потерял всякую схожесть с Соколовым, потерял себя, потерял человеческий облик. Тане было жаль Вову, но еще больше было жаль детей и себя. Таня подала на развод.

К тому времени умер Танин отец, мама сильно болела. Толику как больному туберкулезом городская администрация из жилищного фонда выделила квартиру (пусть в старом доме и однокомнатную, но все-таки). Таня никак не понимала, за какие заслуги: туберкулез Толик-то не в окопах заработал, вспоминая, какой ценой досталась им с Вовой квартира.

Больше Таня не пыталась серьезно и основательно строить свою личную жизнь – сложно это сделать, когда у тебя «приданое»: двое детей от разных мужей, непрестижная и неденежная работа, больная мама, брат-уголовник и очень четкое и невыбиваемое из головы представление, что настоящее счастье – это когда «со мной ты можешь ничего не бояться».

Чужие «рецепты счастья» Тане категорически не годились. Одноклассница Оля, разведенка с сыном, через интернет познакомилась с пожилым немцем и уехала жить в Германию. Соседка Катя, бездетная, никогда не бывавшая замужем, каждый год ездила в отпуск в Египет, получая порцию любви и внимания от ласковых арабов. Таня такие варианты для себя даже не рассматривала – уезжать никуда не собиралась, а разовой арабской любовью брезговала до тошноты. Поэтому в поисках «нового Соколова» Таня нарывалась на надрывные, изматывающие, неудачные романы. Инфантильный Леша, мнящий себя великим рок-музыкантом и поэтом, не хотел учиться и работать, пропадал без предупреждения на 3-4 месяца – однажды Таня просто не открыла ему дверь. Женатый Игорь Константинович, жена которого три года не замечала Таниного существования, а когда сын-подросток открыл ей на это глаза, устроила Тане громкий скандал с мордобоем. Аферист Сергей, цитирующий стихи Бальмонта и Белого, укравший ее немногочисленные золотые украшения и телевизор.

***

Как-то на заводе решили провести спартакиаду. Придумали это мероприятие новые топ-менеджеры для поддержания корпоративного духа. Им было невдомек, что идея отнюдь не нова и в прежние времена завод «жил» насыщенной, интересной жизнью, а уж разного рода соревнования вообще проходили регулярно. Но тогда и работников трудилось в семь раз больше, и даже были спортсмены, числившиеся, но не работающие по специальностям, – «подснежники».

И спартакиада в данной ситуации была просто никчемна и нелепа. Но топ-менеджерам нужно отчитаться перед столичными хозяевами-учредителями и потому арендовали спорткомплекс, заказали спортивную форму с логотипом предприятия. Председатель профкома, начальники цехов, мастера наскребали людей в команды разными способами: от обещания премии до угрозы выговора.

В обеденный перерыв, Таня наскоро перекусывала винегретом, принесенным в баночке из дома, – ее очередь была «контролировать» работу китайских специалистов. В стране «носились» с идеей импортозамещения и на заводе создавали якобы новый российский станок (директору надо же отчитаться в комитете по промышленности областной администрации). В порядке строгой секретности на старом списанном советском станке приглашенные китайские специалисты устанавливали электронную систему управления, меняли все приводы и шестерни на китайские.

К ней подошел профорг:

– Ешь, Танюха, и слушай меня. Про спартакиаду в курсе?

– Ну?

– Пойдешь в обязательном порядке. Выбирай вид спорта.

– Иди ты. С ума сошел! Где я и где спорт?!

– В шахматы умеешь?

– Нет.

– Врешь?

– Не умею! Только в карты в «дурака» и то детям проигрываю.

– В волейбол играла в детстве?

– Нет, только в куклы.

– Татьяна, блин, без ножа режешь! Кого нам выставлять от цеха?! Полтора человека и те – инвалидная команда.

– Да что я сделаю?! Что привязался!

– Стрелять пойдешь.

Таня даже винегретом подавилась.

– Еще чего! Это я вообще не умею.

– Там и уметь нечего, инструктаж проведут, как сможешь, так и отстреляешься.

– Да не пойду я.

– Таня, это не обсуждается. Не пойдешь стрелять, значит – в шахматы, волейбол или плавание – 100 метров!

– Черт тебя возьми!

– Да мне эта спартакиада … – матюгнулся профорг и сопроводил речь неприличным жестом, – мне самому придется и в волейбол играть, и в шахматы, хоть разорвись.

***

На спартакиаду Таня пришла с настроением «15 минут позора и свободна». На этап стрельбы от других цехов были выставлены мужчины.

«Славься, славься, ратный труд! Наша Таня – Робин Гуд!» – скандировали Танины коллеги, гудели в детские дудки и держали лист ватмана с криво написанными буквами: ТАНЯ!!! Литейный цех уже вчистую проиграл другим и в волейбол, и в плавании, да и в шахматах не отличился. Таня была тронута такой поддержкой, искренне удивилась неожиданной креативности коллег, порадовалась этому и вдруг почувствовала себя очень важной, значимой, ответственной не только за себя, но и за них.

Таня оглядела коллег. Старенькая тетя Маша, раньше технолог, теперь уборщица, приехавшая сюда еще ребенком с отцом-инженером из Киева, когда в 1941 году с Украины в тыл эвакуировали их завод. Разнорабочий дурачок Вовочка. На самом деле Вовочка был единственным сыном предыдущего начальника цеха, окончил школу с золотой медалью, политтех с красным дипломом, но в какой-то момент что-то в его голове случилось – из умнейшего парня превратился в идиота. После этой трагедии жена начальника слегла с инсультом и больше не встала. На Вовочку иногда находило прозрение, возвращались прежние умные и ясные мысли, в эти моменты Вовочка пытался покончить с собой. Вовочку держали из уважения к бывшему начальнику. Иринка Захарова, Танина ровесница, отсидевшая срок за убийство – молоденькая Иринка убила отчима, когда он пытался ее изнасиловать, – а потом срок еще за что-то и еще за что-то. Иринка и сзади, и спереди, и сбоку похожа на мужика, а не женщину, курит папиросы без фильтра, ругается отборным матом, но двое ее детей, мальчик и девочка – цех до сих пор гадает, как Иринке удалось их завести, – всегда чистенькие, аккуратные, хорошо учатся в школе. Профорг Олег, умный, трудолюбивый парень, все еще верящий в идеи коммунизма. И другие рабочие, большинство из которых работали еще с ее мамой и помнят Таню той «немецкой девочкой» с памятника.

Таня поняла, что подвести тетю Машу, Вовочку, Олега, Иринку и других хороших людей никак не может.

Неожиданно в Танином сознании всплыл затертый с годами, но от этого не менее живой образ строгого школьного военрука, подполковника в отставке Василь Василича, который на уроках НВП (начальной военной подготовки) научил их правильно держать оружие, разбирать-собирать автомат Калашникова, надевать противогаз на себя и пораженного. А они тогда совершенно не понимали, зачем им это надо, ведь новое мЫшление уже тогда давало о себе знать. Ввиду невостребованности навыков и сугубо мирной профессии даже сами эпизоды уроков НВП выпали из Таниного сознания, но теперь, лежа на мате с винтовкой в руках, крепко прижимая приклад к щеке, Таня ощутила с ней полное единение и, сфокусировав взгляд на мишени, ощутила такую невероятную силу, уверенность, при этом полное спокойствие. «С ней я могу ничего не бояться!» – подумала Таня и почувствовала себя такой же счастливой, как много лет назад на площади на празднике в честь Дня Победы, когда они с литейщиком Соколовым изображали памятник русскому солдату, спасшему немецкую девочку…

По результатам стрельбы Таня стала второй по заводу, победителем был охотник Сухарев из механического цеха.

После спартакиады Танина жизнь изменилась. Все свободное время и все имеющие деньги просаживала в тире. Инструкторы с удивлением смотрели на женщину средних лет, в простой юбке в складку и водолазке, совсем не похожую на других их «клиентов». Женщина не замечала никого вокруг, ни с кем не общалась, быстро и уверенно оттачивала навыки стрельбы…

Прошло несколько месяцев. Когда мрачная, бледная Таня появилась в дверях родительской квартиры с детьми и вещами, Анна Григорьевна схватилась за сердце. Таня завела детей, поставила на пол чемодан, два детских рюкзака, положила перед матерью свидетельства о рождении сына и дочери, две сберкнижки на их имена, пачку наличных рядом:

– Я продала квартиру, деньги положила детям на счета, а это тебе. Молчи, мама, молчи. Я – дрянь. Прости, что я такая. Прости и ни в чем себя не вини. Я тебе доверяю Ирочку и Сережу, с тобой им будет лучше.

Таня обняла и поцеловала сына, дочь. Не дала им опомниться, зареветь, что-то сказать, развернулась и ушла. Обомлевшая Анна Григорьевна растерянно смотрела на внуков, на их вещи, на пачку денег, на дверь, за которой только что скрылась дочь.

– Я же говорил, что эта тварь нам преподнесет еще сюрпризов, – высунулся с кухни пьяненький Толик.

– Да заткнись ты, скотина, – первый раз в жизни Анна Григорьевна повысила голос на сына, которого сначала обожала, а потом боялась, – завтра же выметайся в свой клоповник и живи там, чтобы я тебя не видела, у меня дети.

Знакомые, соседи, коллеги, школьные учителя детей обсуждали Танино исчезновение недолго: видимо сбежала с каким-то хахалем. Правда Таню последнее время ни с какими мужчинами не видели, ничего про ее романы не слышали. Но, тем не менее, куда она еще может деться?! Судачили недолго, потому что жизнь преподносила куда более драматичные истории, нежели Танино бегство. Соседи переключились на Морозовых из второго подъезда, там внук-наркоман зарезал бабушку из-за пенсии. Коллеги – на служебный роман главного инженера с новой секретаршей. А школьных учителей больше занимала история родителей двух пятиклассников из параллельных классов: мать одного и отец другого были любовниками и после очередного свидания их нашли мертвыми в гараже.

Через полгода про Таню никто и не вспоминал. Только соседки Анны Григорьевны, глядя на бойкую и красивую Ирочку, многозначительно говорили: нууууу эта не в мать, та истинно – в тихом омуте!..

«В тихом омуте» был Сережа, молчаливый, скромный и спокойный, чаще всего сидел за компьютером да у телевизора, а последний месяц вдруг очень заинтересовался новостями, особенно теми, что транслировались из соседней страны, бывшей союзной республики, где полным ходом шла гражданская война, смотрел их по всем каналам. Даже ссорился из-за этого с бабушкой и Ирочкой – те любили сериалы и разные ток-шоу.

– Да какого лешего ты там не видел, — ворчала Анна Григорьевна на внука, – одно и то же показывают, хочется тебе смотреть эти ужасы – взрывы, бои, кровища, убитые и раненые?

Сережа молчал, но не отдавал бабушке и сестре пульт, пока диктор не начинал сообщать новости культуры или погоду.

– Оспади, тихий, а упрямый до чего, – вздыхала Анна Георгиевна, но потихоньку радовалась, что внук интересуется политикой, а не хулиганит, как дядя Толик.

Но Сережа в силу возраста пока не интересовался политикой, он лишь понимал, что в той стране сражаются наши против фашистов. Однажды в новостях, когда рассказывали про бои, прошедшие в той стране, показывали бойцов-ополченцев, Сережа увидел женщину в камуфляже со снайперской винтовкой, коротко стриженую, с резкими скулами и неуместными веснушками на носу. Репортер пытался задать ей вопросы, поговорить, женщина не ответила и поспешно отвернулась. Журналист резюмировал: вот такие они – молчаливые солдаты этой войны. Однако Сережа успел хорошо разглядеть эту женщину и запомнить, но ничего не сказал бабушке и сестре.

Каждый раз, когда передавали новости, он садился к телевизору в надежде увидеть ту женщину-солдата еще раз. Этим солдатом была его мама Таня.

Наталия Дудко