По сравнению с чрезмерной иллюминацией центральной улицы тьма внутри квартала казалась гуще. Редкие фонари возвышались над тротуарами как ястребы над добычей и светили блекло и рассеянно. Только впереди ярко освещенная мусорка служила наземным маяком для запоздалых гулён. Я шла, спотыкаясь и глядя под ноги, по выщербленной бетонной дорожке прямо к ней. Уже на расстоянии пяти метров до неё я увидела картину, прислонённую к стене. Изображенная на ней Анфиса смотрела на меня своим большим, сверкающим даже при таком освещении, глазом. Второй глаз прикрывала волна иссиня-черных волос. На щеках еле угадывался легкий румянец, зато карминно-красный цвет губ делал картину яркой, но не вульгарной. Искусно и почти незаметно подведённые влажные глаза смотрели внимательно и живо. Да, именно такой я всегда любовалась ею. Ещё чуть-чуть – и она улыбнулась бы мне своей особенной, лучезарной улыбкой.

– Кто выбросил эту картину? – спросила я у мусорщика.

– Вон из этого дома, – кивнул он головой направо. – Вынесли много картин, их все разобрали. А эта никому не понравилась. Говорят, что у девушки взгляд ведьмы. Заберите, а то я завтра отправлю её на свалку.

Анфиса когда-то жила в доме, из которого на мусорку попал её портрет.

– Нет, мою подружку можно упрекнуть в чем угодно, но только не в этом! – подумала я и решила подарить свою находку той, которая живее своей брошенной копии.

Несколько лет назад я жила в соседнем доме. У меня появились две подружки – художница Таня и её одноклассница Анфиса. Частенько, благодаря территориальной близости, мы встречались у Тани за чашкой чая с шоколадкой.

Анфиса казалась ослепительной звездой, упавшей с небес, образцом внеземной красоты, очарования и деликатности, всегда одетая с шиком во что-то уникальное и гармоничное. Родители, известные певцы, казались приёмными, настолько она отличалась от них –миниатюрная, женственная, утончённая, с белоснежной прозрачной кожей, огромными карими глазами и роскошными, ухоженными, черными волосами, всегда со свежим маникюром, со стройными ножками и узкими лодыжками. К этим физическим достоинствам добавьте ум философа, широту интересов, высшее образование, улыбку фотомодели и не женский юмор. Юмора у женщин обычно нет. В любой компании она становилась точкой притяжения, вокруг которой вращались маленькие никчемные звёздочки, по одной покидающие её царство.

И вот такая неописуемая молодая женщина, страстно мечтающая о любви и поддержке любимого, никак не могла создать семью ни с одним мужчиной. В ранней юности она вышла замуж, родила ребенка и сразу развелась.

Когда бы мы ни встречались, концом наших женских посиделок всегда становился её иронично-грустный рассказ об очередном поклоннике, который после знакомства проводил до дома, назначил свидание и не пришел на него. Или: пригласил в дорогой ресторан, сам не пришел и пропал навсегда. Мы с сочувствием слушали рассказы о том, как ей стыдно каждый раз сидеть одной в зале перед пустым столиком, как женщине легкого поведения, под ехидными взглядами дам и оценивающими причмокиваниями их спутников, ожидая очередного жениха. Ветер никогда не дул в её паруса. Лодка семейной жизни стояла на пристани рядом с нашей Ассолью, но она никак не могла в неё сесть. Мы втроём ломали голову – что мужчинам могло не нравиться в ней?! Почему все они вели себя одинаково?!

Ни одно предположение не выдерживало критики, кроме одного: наша красавица носила “венец безбрачия”. Деятельная Анфиса пыталась снять его, посещая всяких гадалок и колдуний, но ничего не помогало. Число поклонников перевалило за сто и росло до тех пор, пока пятидесятилетняя Анфиса не купила себе квартиру и не занялась устройством семейной жизни вместе со взрослым сыном, который заменил ей всех желанных мужчин.

Выглядела она при этом как всегда – лет на двадцать пять. Мы с Таней диву давались, не понимая, как ей это удаётся.

Правда, когда она жила в родительском доме, у неё был бессменный поклонник и постоянный жених – известный художник, родители которого погибли в автокатастрофе, оставив его сиротой в двадцать лет. Он обожал Анфису, и чтобы общаться с ней почаще приглашал ему позировать, рисовал её портреты и платил за это деньги.

– Почему бы тебе не выйти за него замуж, – говорили мы ей.

– Девочки, я не могу выйти замуж за брата. – смеялась она, рассыпая звон тоненького колокольчика из уст. – Ведь он мне как брат! Я рассказываю ему про всех своих поклонников, а он мне даёт советы, как им понравиться. Могу и поплакаться у него на плече – я ведь просто слабая женщина!

– Ни за что не поверим, что ты умеешь плакать! Не сочиняй – это просто женская уловка, чтобы он тебя пожалел.

– Да, пусть хоть он меня пожалеет. Мама попрекает без конца за то, что я до сих пор живу с ребенком в её квартире, и кричит, что давно пора выйти замуж. Сестре я тоже мешаю наладить личную жизнь. Каждый её новый знакомый, который приходит к нам в дом, сразу забывает про неё и предлагает мне руку и сердце – а потом исчезает.

Вспомнив всё это, я решила узнать, кто и почему выбросил картину.

– Почему картины Саида оказались на помойке? – спросила я одноклассника, который дружил с этим художником и жил с ним в одном доме.

– Соседи выбросили, он же был одиноким. Так жалко! Он долго болел и недавно умер. Ты знаешь, что он безумно любил Анфису? – со скорбью сообщил он.

– Кто же этого не знал. Кажется, она после покупки квартиры перестала с ним общаться – занялась благоустройством своей новой жизни.

– Да. Думаю, это его и подкосило. У него обнаружили рак. Теперь, когда его больше нет, могу рассказать кое-что интересное. Ты ведь в курсе, что Анфису бросали все её потенциальные женихи?

– Конечно. Она так страдала из-за этого. Никак не могла понять, что в ней не так?! Чем она так плоха?! И страшилищи, и дуры, и законченные стервы наслаждаются семейной жизнью. Она всегда нас спрашивала: “Неужели я хуже их всех?”

– Её беда в том, что она лучшая. Ты помнишь? Саид жил с ней дверь–в-дверь. После каждого нового знакомства, когда парень провожал её до квартиры и уходил, Саид догонял его и угрожал убить, если тот не оставит Анфису в покое, потому что якобы она невеста Саида. Передай ей, пожалуйста. Теперь она свободна от его уничтожающей любви. И пусть земля будет ему пухом. Это не его вина – это была его беда.

Я шла к Анфисе и не знала, что я несу ей вместе с портретом – счастье или горе. Дверь открыла всё та же юная девушка, а за спиной стоял рослый парень, её сын.

– Я пришла тебе сообщить, что Саид недавно умер от рака. – сказала я, расположившись в кресле.

– Да ты что … – расстроилась Анфиса. – Ну вот, умер мой самый верный мужчина! Зачем я прервала наши отношения? Он всегда помогал мне морально – выжить одной с маленьким ребенком. Предлагал пожениться, говорил, что будет носить меня на руках. А я общалась с ним как со статистом, безликой фигурой, даже не мужчиной, не пытаясь его понять. Какая я все-таки дура…

Она заморгала глазами, судорожно пытаясь сдержать слезы, сжав пальцы в кулак, но потом все равно раcплакалась как первоклассница, получившая двойку. Плакала ли она, вспоминая истории своих неудач, или сожалея о том, что недооценила его чувства и не дала ему возможность осуществить свою мечту?

– Не плачь. Всё не так однозначно. Есть еще один нюанс. Тебе лучше узнать правду – она вылечит тебя от твоего комплекса неудачницы в любви… Ты хочешь?

– Хочу! – с надеждой она взглянула на меня.

И я ей всё рассказала.

– Что?! Это неправда! Твой одноклассник врёт! Саид меня очень любил – он бы никогда ничего мне не сделал во вред! Ты хочешь сказать, что и он меня не любил?!

– Какой смысл ему врать? Не знаю, насколько он искренен, но это очень похоже на правду.

– Если это правда, я бы сама убила Саида своими руками! – после долгого молчания закричала она во весь голос. Из кухни выскочил сын и обнял её, успокаивая.

– Что случилось, мама? – забеспокоился он.

– Только что я узнала, сынок, почему у тебя не появился новый отец, а у меня муж, – опять закричала Анфиса, ударив диванную подушку со всей силы. – Всю жизнь я мучилась вопросом – чем я хуже других женщин? Почему меня так унизительно бросают? Сколько ворожей врали мне и сдирали с меня деньги за обман, снимая ”венец безбрачия“, но он якобы появлялся опять. А Саид сидел и радовался этому! Я жила во лжи и металась от одной лжи к другой, каждый раз теряя надежду всё больше и больше. Про каждого нового знакомого я думала – вот он, тот, для которого я стану всем. Я, он и мой сын – мы станем самой счастливой семьей. Но каждый раз все шло прахом. Я еле приходила в себя, сносила иронию матери и насмешки сестры, но всё повторялось снова и снова. Теперь, когда мне уже не нужен ни один мужчина на свете, кроме тебя, я узнаю, кто виноват во всех моих несчастьях, во всех моих слезах и бессонных ночах. А я еще делилась с ним своими горестями, которые он сам устраивал! Во всем этом есть только одна хорошая новость – я не хуже других.

Они обнялись, сидя на диване. Сын гладил её по голове. Она выглядела такой миниатюрной рядом с ним, такой беззащитной, такой прекрасной … как всегда.

– Я принесла тебе твой портрет. – сказала я, вытаскивая его из сумки. – Ты помнишь, как Саид его рисовал? Остальные, к сожалению, попали в чужие руки. Ты на нем такая, какой он тебя любил. Посмотри, что написано на обороте. 

– Портрет пэри, – медленно прочла вслух Анфиса и замолчала, задумавшись.

Я положила портрет обратно в сумку, потому что поняла: он всегда будет мучительным напоминанием о самых травмирующих годах её жизни и не сбывшейся мечте, и пошла домой. Теперь он украшает мой коридор, и мне кажется, что у пэри появилась едва заметная счастливая улыбка.

Наталья Бондаренко