Вижу их иногда утром на скамейке у моего подъезда: хотя живут в соседнем доме, видал их, выходящих оттуда…

Разделяет небольшой двор, с пёстрой детской площадкой, с коробкой для игры в футбол, с тополями, превращающимися сейчас в византийское цветовое месиво.

Вижу иногда по утрам этих людей: они сидят на скамейке, и, кажется, мать уговаривает сына, мол, живём ещё пока.

Он пьян, или похмелен, худ, заострён, тих совсем.

Лицо часто повреждено легко: вероятно, варианты падений.

От них исходит аура трагедии: она тяжела…

…мать и сын – пьют; сын пробовал устроиться, выучился на сантехника, работал то там, то тут, выгоняли: то ссорился с кем-то, отстаивая свою точку зрения, то вступался за кого-то, был совестлив…

Он пил всегда: начал рано.

Сейчас без работы, даже прекратил попытки устроиться.

Он живёт питиём.

Мать, проработавшая всю жизнь – то продавщицей, то контролёром – получает пенсию.

Когда она начала пить?

Уже сложно ответить, да и ретроспекция им неинтересна.

Она, мать, плаксива, но и сильна, она всё вспоминает мальчика, которого водила за ручку в сад, купала, пела ему, как могла.

Отец рано исчез: растворился в пространстве жизни, почему-то не радовавшийся такому тёплому, маленькому, в ярких курточках.

Они стали пить.

Они живут на пенсию мамы, они стараются не напиваться: иногда сын не выдерживает меру, падает на улице.

-Сынок, не надо на улице, — говорит мать.

-Не буду, ма…

Она старается порезать простенькую закуску: колбасу докторскую, селёдку с луком, сын чистит картошку, тупо глядя на стружку, снимаемую с корнеплодов, и стоит зачем-то над кастрюлькой, ожидая.

-Что ты, сынок?

-Не знаю, мам.

Потом садятся они, разливают водку по узким рюмкам, и, пьянея постепенно, отдаются воспоминаниям, кажется – в них хорошо.

Может так, думаю я, глядя на меняющий цвет тополя: яркие, византийско-пышные.

Может быть, нет.

Возможно, трагедия потери мамы, раскатавшая меня, сделавшая слезливым, затолкавшая в чёрную яму, из которой не знаю, как выбраться – и заставляет так видеть их, двоих, полураздавленных жизнью.

Жалко их.

Жалко всех.

Александр Балтин