В столице много культурных событий и несобытий. Нас  тоже много, значит, и вкусов много. На свой вкус — свое предложение. Кода идешь на спектакль, конечно, хочется, чтобы он стал событием. Потому что, живя в культурной столице, я мало с ней встречаюсь. Работа у меня «некультурная», вернее, вполне интеллектуальная. Я врач, но творит некогда, потому что нужно лечить.  А потом, когда культура рядом, встречу  с ней все время откладываешь. Думаешь, куда она денется. Так годами и живем. Но если уж собрался  на спектакль, то непременно хочется, чтобы он стал событием. Ведь сходить  в театр — это целое дело. Для него нужно, чтобы совпали многие вещи. Найти время, купить билеты, пойти на работу в «выходной» одежде, оставить дома ужин, на парковке машину, настроиться на встречу с прекрасным и все такое. Это целый процесс, в котором должно все совпасть с двух сторон — внешней и внутренней. Внутренняя — это потребитель искусства, то есть я. А  внешняя — само искусство. Но  самое главное, чуть не забыл, искусство должно лечь на душу. Короче говоря, спектакль должен понравиться.

«Нравится или нет» — процесс тоже очень зависимый. Спектакль может быть хорошим, но у меня начинается грипп, и воспаленный мозг мечтает о кровати. Ему нет дела до перфоманса.

Или другой вариант. Спектакль отличный, но у меня на работе неприятности. Спектакль напоминает мне служебную ситуацию, в связи  с чем пребывание в театре становится  гильотиной  собственного исполнения.

Или еще ситуация. Спектакль сделан добротно, но мне его детали не интересны. Мой менталитет тяготеет к абстрактности и экспрессионизму,  а  реалистичность  и обстоятельность спектакля вызывают зевоту и желание сбежать. Встреча с прекрасным не прерывается только потому, что сижу далеко, и выйти вне антракта просто невозможно.

Бывает много вариантов, при которым встреча с искусством не становится событием. Совпадения целей и намерений, ожидаемого с полученным  не происходит. И тут ничего не поделаешь. В жизни, вообще, совпадений мало. А счастливых — тем более.

На спектакле «Как я  съел собаку» у меня все совпало. И у меня, и у всех гостей театрального центра на Страстном. Это было видно по реакции зала. Ошибиться здесь нельзя. Реакция может быть хорошей, плохой или никакой. Других вариантов не может быть.

Другое дело, что в зале не было случайных людей.  Зевак, праздно шатающихся по Москве, командировочных,  которым надоело сидеть в гостинице, «на Гришковце» не было. Поскольку в данном случае один человек является и драматургом, и режиссёром, и актером, то его личность нельзя отделить от спектакля. Поэтому я одно и то ж е явление называю то «спектаклем», то «Гришковцом»,  то «Как я съел собаку». У Евгения Гришковца есть «своя публика». Раньше, конечно, не было. Он был моложе. А сейчас появилась. Как он ее собрал, не знаю. Может, создал партию «непротестногуляющих театралов» и обязал их быть присутствовать  на  спектаклях. Или зомбировал публику  методами режиссерского внушения.

Или все зрители-это родственники, знакомые и друзья Гришковца, которые, когда надо, создают массовку и видимость полного зала. Хотя, так в театр не находишься. Ели все время ходить на одни и те же спектакли, то скоро они перестанут нравиться. И тогда можно оказаться «недругом». Потому что начнешь вилять, отнекиваться, врать, чтобы не идти в театр в очередной раз. Вранье очень портит отношения. Оно пагубно влияет на дружбу.

А, может, всем пришедшим в зал, нравится творчество Евгения Гришковца, хотя они и не его родственники или друзья. Не знаю.

Или людям просто интересно. Я не знаю. Я  не родственник. И, к сожалению, не друг Евгения. Хотя при знакомстве обязательно  сказал бы  несколько слов  благодарности и все такое.  Засвидетельствовал бы  почтение. Но набиваться в массовку бы не стал. Потому что мне нравится то, что он делает на сцене. Я согласен с тем, что он говорит. Его шутки мне кажутся смешными. Ремарки точными.  Замечания актуальными. Заключения самобытными  емкими. А  спектакль Гришковца для меня — это событие, которых должно быть больше. Во всяком случае, в моей жизни.

Сказать, что «Гришковец  держит в напряжении зал во время всего спектакля» можно. Говорить такое даже и  хочется. Тогда для чего я это сказал?

Это же банально. Гришковец разный, но только не банальный.  И его спектакли для меня-это яркие события, а не банальные. Поэтому все скажу ниже, я говорю от себя, от собственного сердца. За другие сердца говорить не буду, но  в зале они бились в унисон. Это точно.

Гришковца интересно переживать.  С  ним хочется спорить.

— Ты не прав,- хочется сказать ему много раз. Это хорошо и для него, и для меня. Почему?

Очень просто. Я слушаю  его очень внимательно. Так внимательно, что даже вслушиваюсь. А когда вслушиваешься, начинаешь понимать, что тоже кое-что понимаешь в этом вопросе.

Тоже такое  чувствую. Тоже бывал в подобных ситуациях.  Тоже спорил до хрипоты и ничего не добился. Или добился, а потом подумал: «А зачем мне это нужно? Зачем влез в такую ситуацию? Почему так ответил. Или не ответил. Почему такое со мной приключилось? Ведь мне этого совсем не хотелось».

 Много возникает к Гришковцу вопросов — предложений-возражений-замечаний-негодований-одобрений-укоров и немых вопросов потому, что он пишет про жизнь. Он про нее «живет на сцене».

Опять  я сказал банально, хотя  стараюсь этого избегать.

Иногда  избежать трудно. Как, если не жизнью,  назвать то, что происходит со мной  изо дня в день, из минуты в минуту, в реальной ситуации, повторяясь и редко подвергаясь анализу. Это и есть моя жизнь. Ничем другим ее не назовешь.  Я пытался, ничего не получилось.

Нет, конечно, можно сказать, что «Гришковец точно подмечает значимые, даже можно сказать, судьбоносные события человеческого существования, детально обозначает их на бумаге, тонко и образно изображает их со сцены, заставляя зрителя задуматься «так ли он, бедолага, живет?   На то ли он тратит свои драгоценные минуты? Есть ли в его жизни место подвигу, или он это место занял  модернизацией  и борьбой  с ветряными мельницами?»

Сказать, конечно, можно многое. Но подметить мимолетные ощущения  может не каждый.

И найти в повседневности милые, ироничные, теплые штрихи, пережить их так, чтобы захотелось остановиться и замереть, тоже  может не каждый.

Хотя события, показанные на сцене, происходили со многими. Если не со всеми. Да и заметить то, что заметил Гришковец, тоже  несложно.                  Многие такое  замечали, но не придавали значения.

Проехали, перелистнули, затерли в памяти. А когда он напомнил, то сразу и вспомнилось. И не только вспомнилось, но и понравилось. Сразу подумалось:

-Точно, точно так ведь оно и было на самом деле. Я же все это сам пережил. Я же сам до этого догадался раньше Гришковца. Я точно также делал — говорил-ходил-думал-улыбался-чувствовал-боялся-плакал-смеялся-любил — ненавидел-презирал-игнорировал. Я точно также жил-не жил-откладывал-торопился-ломал дрова-терял-находил. Я  в точности, как он, — на те же грабли-тех же людей-те же фильмы — ту же музыку.

С кем не случалось быть ребенком? А кому было легко вставать по утрам? Кто радостно бежал умываться. У кого вызывало восторг ноябрьское утро и мираж школы где-то на краю сознания. Кого не обожала бабушка, возглавляя фан-клуб.

На Русском острове бывали не все. Но у каждого был свой «Русский остров», попав на который, человек думал: «Кому же было надо, чтобы я сюда попал. Мне же этого не было нужно точно».

Кто не был человеком со слабостям-силой-беспомощностью-рефлексией-тревогами-подъемами-страхами? Все были, есть  что интересно — будем.

Увидев себя со сцены, я  подумал. Оказывается кто-то еще так жил. Оказывается, я не один такой романтик-идиот-разгильдяй-неудачник-герой. Оказывается, так бывает еще у кого-то. А я- то думал раньше, что я один такой.

А нас, оказывается, бывает. Значит, я не одинок. И не мне одному бывает так весело-грустно-гнусно и никак. Не мне одному, это радует.

Не я один понимаю, когда  нас обманывают. Не мне одному бывает плохо, когда должно быть хорошо. Не я один к чему- то стремлюсь, чего-то добиваюсь, а потом понимаю, что этого уже не хочу.

Не я один мечтаю о дружбе с  человеком, а когда становлюсь его другом, разочаровываюсь в нем и в дружбе. А, может, это я разочаровываю друга  разочаровываюсь в себе. Вот как бывает. На спектаклях Гришковца понимаешь это отчетливо. На всех, не только на «Собаке».

Получается, что на спектакле  я обмениваюсь опытом. Опять получилось сказать банально. Хотя  Гришковец — небанальный. Вернее, обмена не происходит. Я обмениваюсь сам с собой. Узнаю себя на сцене  и сравниваю себя там и тут. Вот   и весь обмен. Я узнаю, как бывает, сравниваю с собой и понимаю, что у меня не так уж все и плохо.

Я это не к тому, что бывает и похуже. На спектакле я делаю другое открытие. Оно для меня гораздо важнее, чем обмен опытом. На спектакле Гришковца я понимаю, что я не одинок. «Такое», что  бывает со  мной, бывает еще у кого-то. Ил наоборот. Такое, которое бывает у кого-то, бывает и у меня.

Такое открытие стало для меня  потрясающим событием. Открытие сделал  не только я, но и «массовка» в зрительном  зале. Это скрыть никак нельзя. Бюллетени «за» здесь не подбросишь и результат не накрутишь. Реакция зала чувствуется по его дыханию, всхлипыванию, замиранию, шевелению и даже молчанию.

Кстати, Евгений со своей публикой очень строг. Он  «не разрешает» ей опаздывать, болтать между собой и по телефону, отвлекаться и читать газету во время спектакля. Он реально наказывает  за  «непослушание».

Просит покинут зал, не пускает опоздавших и возвращает деньги за билет. Предупреждает об этом заранее. Поэтому  публика сидит тихо и правильно, чтобы не выгнали. Приняв  его правила,  мы сначала «негодуем», а потом успокаиваемся и соглашаемся.  До нас «доходит», что  он  прав. Ведь он это все делает. Для нашего же блага и эстетического впечатления.

А в чем же благо? Все очень просто. Повторяю, потому что мне нравится повторять то, что приятно.

Вслушиваясь в его слова, я понял, что не одинок.

Что у кого-то бывает так же. Может, чуть лучше или хуже.

Мое открытие по эмоциям сродни со встречей с братьям по разуму. Так же радостно  неожиданно.  Потому что живя в огромном городе, в мегаполисе и микроклимате, я  не замечал никого и ничего.

А Гришковец заметил и показал.  Что же оказалось?  А то, что я  живу не  так уж плохо. Не так уж однообразно, скучно, тяжело и так далее. Что не так уж все и безнадежно.

Что есть еще надежда. Что для счастья  у меня все  есть.

А чего нет, то будет. Только обязательно нужно сходить к стоматологу, позвонить друзьям и купить новый костюм. Гришковец этого не говорил, конечно. Я сам об этом подумал, побывав на спектакле.

Я подумал также, что стоматологом хватит откладывать. Бояться его не стоит. Да и с другими делами тоже. Хватит  прятаться.

Хотя стоматолога можно и отложить ненадолго. До вторника.

Я подумал, что  нужно продолжать жить и не сомневаться  в том, что делаешь. Потому что, не смотря на результат, я  старался —  пытался — размышлял-создавал – добивался — сачковал-филонил-отлынивал-уклонялся. Я  жил, каждый миг, принимая решения. Многие оказались не в мою пользу.

Но  каждый раз поступал так,  как не поступить  не мог. Вероятно, и впредь буду поступать так же.  Гришковец  делает тоже самое.

Значит, все правильно. Не могут же все ошибаться одновременно.

Хотя, почему я должен  ровняться на драматурга? Сравнивать себя с ним? Свои поступки оценивать по нему?

Сам спросил, сам и ответил. Я же сам начал сравнивать, значит, что — то меня на это сподвигло? Значит, в результате биохимических мозговых  цепочек  произошли нужные совпадения.

Ведь спектакль стал событием. Это объективная реальность.

Евгений  Гришковец — один из нас. Даже не так скажу. Он один из меня. Он бывает таким, каким бываю я. Встреча с творчеством Гришковца  стала для меня событием. Очень хочется, чтобы и для него мои слова стали событием, потому что нас так мало хвалят. А я его хвалю. Потому что он молодец. Он искренний, умный, живой и настоящий. Если таких людей рядом с нами будет больше, то и  хороших событий в  жизни будет больше. Ради этого и живем. На том и стоим.

Хочется статью закончит пафосно. Но это будет банально. А Гришковец не банальный. Он настоящий. Я с нетерпением жду осенней премьеры.

Посмотрю спектакль  «Про бумагу». Он мне уже нравится.

Катя Чековска