Когда была учреждена Нобелевская премия по совершенно замечательному разделу “Лучшая мысль, необходимая сегодня человечеству”, то произошло и совершенно невероятное событие, может быть, за всю историю человечества — члены Комитета, которым было поручено присудить Нобелевскую премию в этом разделе, оказались единомышленными во всем, и при том, все до единого. Но просто сказать об их единомыслии и приводить это единомыслие в сравнение со всей историей человечества, было бы очень глупо. Так как невероятность единомыслия членов Комитета состояла в том, что все они верили в Царство Небесное, все, как один, абсолютно были убеждены, что целью жизни является: Поиск Царства Небесного и правды его, и что всё остальное приложитъ Господь, разделяя каждому особо, какъ Ему угодно  (1Кор.12,11).

И ещё одно удивительное явление сопровождало веру этих вершителей судеб Нобелевской премии по разделу “Лучшая мысль” — всё они были известнейшие всему мiру учёные, писатели, просветители и сами были Нобелевскими лауреата-ми, каждый из коих реально ощутил, что без Господа не мог бы сделать ничего!

И потому, когда в адрес Нобелевского комитета полетели предста-вления с изложением ярчайших мыслей человечества от мысли Гёте: “Лишь только тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой”, до мысли Сталина: “Мао Дзе Дун спросил Сталина: — Что же самое главное? — Что бы люди работали!” да, ещё с прибавкой, что “китайцы совет услышали”, то, когда пришла наивная заявка из России, откуда-то из Ярославской области из городка Тутаев: “Архимандрита Павла Груздева одна прихожанка спросила:   — Как спастись? — Не смотри телевизор! — был ответ”, то сей необычный Комитет не рассмеялся, не выбросил бумажку с этими простодушными словами в корзину, а, наоборот, перестал перебирать заявки и вслух зачитывать великие мысли. Наступило молчание от величия тайны.

И пока продолжается это молчание единомышленников, вызванное тем, что каждый из них ощутил, что произнесены слова совершенно не в духе времени, но, именно, эти слова, может быть, единственные самые главные,  заставляющие каждого из них в тишине продумать одну и ту же мысль, мы обратимся к истории человечества, чтобы ещё раз удивиться, как это стало возможным такое единомыслие.

Ведь, представим себе, что слова: — Как спастись? — Не смотри телевизор! — пришлось бы прочесть в компании, где собрались бы, например, первейшие кардиналы и митрополиты. Как бы они, оказавшись вместе, отреагировали бы на сии слова? А тут и гадать не надо, ибо каждый уже представляет эту сцену и видит единодушную ухмылку собравшихся иерархов. Нет, сии иерархи ухмыляются совсем не потому, что не согласны с этими ёмкими словами. Они, как никто, знали, что это так. Даже, если кто из них и не верит в Царство Небесное, то из своего громадного багажа религиозных знаний, конечно же, приемлет такой ответ на вопрос: — Как спастись? А ухмыляются они наивности приславших эти слова. Потому что в век всеобщего отступления от Бога, в век симфонии всех религий с безбожными властями, когда каждый из присутствующих сам каждый раз чувствует себя счастливым, лишь только на него направят свет софитов, извещавший о скором включении телекамеры, — признать ему — Не смотри телевизор! – значило бы перестать шагать в ногу со временем. Да, так невольно, обволакиваясь прелестями мiра, и кардиналы — свет софитов возлюбили паче Света Христова, просвещающего всякого человека… желающего Его просвещения. Поэтому, присоединяться сим господам к словам: Не смотри телевизор! – было бы очень даже опрометчиво.

Вот, почему совсем противоположная реакция нашего Комитета на: — Не смотри телевизор! — представляется не просто неожиданной, но, прямо таки, фантастической. Как будто в одно и то же время сошлись вместе и Исаак Ньютон, и Блез Паскаль, и Дмитрий Менделеев, и Микеланджело Буанарроти, и Феодор Достоевский, Пирогов Николай Иванович, то есть, все великие люди планеты, верившие не только в Бога, но верившие Богу, и за Его дары, посланные им, готовые кричать всему мiру: Не нам, не нам, а Имени Твоему!

Но вот, молчание “комитетчиков” было нарушено сегодняшним Ньютоном, который сказал: — А не эта ли для нашего времени главная то мысль?

Никто не возразил! Только сегодняшний Микеланджело тихо добавил:

— А вы знаете, господа, что в сущности эту же мысль  необычайно ярко выразил в своем фильме “Джинджер и Фред” Федерико Феллини?

И он живо напомнил, как выразительны в фильме изображения телевизионных экранов, несущих людям только одно: пустоту и пошлость, пошлость и пустоту. А сами эпизоды подготовки к Рождественскому шоу и само шоу закрепило эту мысль о тотальной пошлости и пустоте телевидения. И, обладая неимоверной памятью, он почти дословно передал следующий номер Рождественского шоу фильма Феллини:

«Ведущий этого шоу вдруг заявляет:  — Героические личности существовали всегда. Среди них без колебания назову одну простую домохозяйку. За хорошую плату она согласилась на эксперимент — ровно месяц она совершенно не смотрела телевизор. Объясню подробно. Она подписала с нами контракт, всё, как положено. Затем к ней пришли техники. Они опечатали её телевизор, отключили на время внешнюю антенну, которая располагалась на крыше, и, таким образом, лишили её семью любой возможности смотреть телевизор.

Вы скажете: — Это почти невероятно! Я тоже не мог в это поверить. И, тем не менее, такая женщина есть, это Петруция Сильвестра.

И с этими словами ведущий выводит на сцену довольно пожилую женщину и, обращается к ней: — Скажите, сеньора, вы пошли бы снова на этот эксперимент?

— Не пойду ни за что! — говорит женщина, плача, — это было просто невыносимо! Нам платили хорошие деньги — это верно. Но будь они прокляты! Я против таких экспериментов. Людям они противопоказаны, особенно, если в доме есть старики и малые дети.

И ведущий подитоживает номер с героической личностью:

— Ни за что, никто в этом зале не будет жить без телевидения!

И на экране тут же встык появилась зажаренная на вертеле свинья, сопровож-даемая бодрыми словами: — Свиная отбивная от Ломбардини на каждое Рождество!»

Многие члены Комитета не видели этого фильма. А кто видел его довольно давно, ведь прошло 25 лет, как “Джинджер и Фред” вышел на экран, то признались, что, когда смотрели фильм, то всё свое внимание концентрировали на героях. И не увидели, что фильм то этот совсем не о Джинджер и Фреде, а об оболванивании людей через главный инструмент диавола — телевидение. Решено было всем вместе посмотреть эту картину. На другой же день был организован для них просмотр. И вот, когда в зале после слова «конец», зажегся свет, воодушевлению Нобелевских лауреатов не было предела. Как дети они один за другим стали напоминать друг другу только что просмотренные эпизоды фильма. Как смотрел футбол портье. Как каждая пошлость завершалась рекламой жратвы.  А номер с дамой, не смотревшей телевизор месяц, почти каждый желал повторять дословно. А нынешний Менделеев даже заметил, что великие художники, вот, как Феллини, всегда, ведь, раскрывают глубокую мысль, которую уже высказали отцы Церкви. Художник возможно и не читал её у подвижника, но независимо от него проиллюстрировал его мысль, так как её подсказывала сама жизнь. Феллини в этом фильме ярко раскрыл мысль святителя Николая Сербского: “У Христа Спасителя была любимая младшая дочь — Европа. Очень любил Христосъ младшую дочь, и младшая дочь любила Его и жила при Нем, не отделяясь тысячу лет. Но спустя тысячу лет возненавидела Европа Христа, Родителя своего, и стала удаляться от Него, пока не отделилась совсем, уйдя на чужбину, в страну не Божiю, языческую, вернулась на помойку”. Вот, Феллини и показал, какова она, тепе-решняя помойка Европы, в которой Христос заменён телевизором.

  — Посмотрите во что превращено празднование Рождества Христова! В празд-ник под именем Christmas, не знающий Христа! И это не только у Феллини — это повсеместно в жизни.

— И потому центральная мысль фильма: — Ни за что, никто не будет жить без телевидения! Означает: — Ни за что, никто не будет жить с Христом! Телевидение этого не допустит!

— И эта замена Христа телевизором в сознании людей имеет свой внешний признак: почти в каждом доме урод — телевизор красуется ведь, на месте икон. Красный углу теперь его законное место! Иконам же место не определено — зачем они будут мешать смотреть ТВ.

— А вспомните, как от одной благочестивой женщины на иконе вдруг отвернулась Божiя Матерь. Раба Божiя со слезами стала молить: “Укажи, Пречистая, святую волю Твою!” И услышала тихий приятный нежный голос:  “Убери из дома этот ящик”. Какой ящик? — волновалась женщина. Хотя сразу поняла, то есть, ей дано было понять, что ящик этот — телевизор. Но у неё в доме никогда не было телевизора. Она обыскала всё в кладовке, в сарае… и вдруг, на чердаке, действиительно, валяется маленький, старый, изломанный… телевизор. Когда она вынесла его на помойку и бегом вернулась к иконе… Пресвятая Богородица по-прежнему ласково смотрела на неё. Значит, если Божiей Матери тяжко видеть телевизор даже, когда он валяется сломанным на чердаке, то трудно и представить тот плачъ Божiей Матери о погибающих душах, смотрящих на светящийся экран, на котором беснуются… да, сами знаете, кто там беснуется.

— Кстати, отец то Павел, ведь, только конкретизировал применительно к нашему времени всеобъемлющие слова апостола любви Iоанна Богослова, призы-вавшего к нелюбви: Не любите мiра и все, что въ мiре, мiръ во зле лежитъ. Кто любитъ мiръ въ томъ нетъ любви Отчей. (1 Ин. 2. 15) Так что, фразачка: Не смотри телевизор! – ой, какая не простая. Она очень точная, ибо ныне в телевидении вся гадость мiра обрела себе пристанище. Это такой экуменизм пошлости. Ведь, как бывало: хлеб ты покупал в булочной, гвозди — в хозтоварах, а щапку — в промоварах. Теперь, всё можно купить в одном месте — в супермаркете. Вот, телевидение — это супер! Это супер пошлости, супер ненависти, супер разнузданности. И потому: Не любите мiра и все, что въ мiре! — теперь, да, конкретизированна: Не любите телевизор! То ест, не смотрите телевизор.

Много и долго в таком вот роде говорили выдающиеся творцы, сохраненные Богом даже во всё извращающем ХХI-ом веке, которым предстояло определить, что же является для людей нашего времени первостепенной необходимостью.

В итоге: — Не смотри телевизор! — стала для всех членов Комитета безспорной главной мыслью, самой необходимой человечеству.

И единственный раз было нарушено их единодушие, когда произошла заминка, кому же присуждать премию: архимандриту ли Павлу или режиссёру Федерико Феллини? Одни говорили, что да, хотя Феллини и выразил эту мысль ярко, но. всё же, он не произнёс её. Другие считали, что, зато Феллини высказал её на весь мiръ, а отец Павел лишь келейно, и то, когда его спросили. Предложение разделить премию внёс, кажется, нынешний Достоевский. Он сказал, что перед нами уникальный случай, когда один дополняет другого. Отец Павел раскрывает Феллини, Феллини же объясняет отца Павла. Единодушие снова воцарилось на этом проявлении соборности, совершенно удивительном для времени, когда здравого ученiя уже не принимаютъ, но по своимъ прихотямъ избираютъ себе учителей, которые льстили бы слуху; и отъ истины отвращаютъ слухъ и обращаются къ баснямъ. (2 Кор. 4, 3)

И вот, настало время, когда надобно было объявить решение Комитета во-всеуслышание. В большущем зале все главные мировые телеканалы поставили свои камеры, чтобы в системе online вести репортаж на весь мiръ. Все члены Комитета вышли на сцену и разместились в удобных и красивых креслах. Объявлял результат напряженного отбора тысяч мнений современный Лейбниц, математик особенного абстрактного мышления. Он, прежде всего, сообщил, что решение, которое он сейчас объявит, было не только единогласным, но и единодушным. И зачитал решение Комитета. Пока ещё зал, наполненный телевизионщиками от неожиданности не соо-риентировался в произошедшем, Лейбниц, разъясняя решение, успел сказать довольно много слов о спасении душъ, что тут же разлеталось в эфир по всему свету. И он говорил бы свою вдохновенную проповедь ещё бы очень долго, но… в него полетел “ботинок Буша”! Видя летевший в него ботинок, Лейбниц даже не дрогнул. Он стоял выпрямившись, словно сам подставлял щёку, готовую принять удар. Но Ангелъ Господень не дал Христовым воинам преткнуться о камень, то бишь, о ботинок. Он изменил траекторию летевшего в Лейбница ботинка, и ботинок, словно бумеранг, врезал в че-люсть корреспонденту «Эха Москвы», стоящему у камеры НТВ, нокаути-ровав его, и тот, падая, зацепил нтвешную камеру, и та, рухнув на каменный пол, разлетелась в дребезги. И тогда в зале началось нечто похожее на сцену взбунтовавшихся музыкантов из фильма Феллини «Репетиция оркестра».

Но самый большой грохот начался на следующий день во всех мiровых СМИ. Первым делом, все бросились к своим «святым отцам», и стали требовать от них комментариев. Как ни странно, суждения духовенства самых разных конфессий были на редкость тоже единодушны. Все невозмутимо, языком велеречивым говорили, что это старческий маразм некогда достойных людей. Приводили как раз те слова апостола Павла, где говорится о баснях. Так вот, по мнению всего мiрового религиозного мiра сии «математики», так единодушно называли членов Комитета все разъясняющие недоумение, и занимаются баснями, которые предсказывал ещё апостол Павел. Кто-то из русских назвал «демарш» Нобелевских лауреатов религиозным экстремизмом. В общем, надо сказать, что cпокойный с достоинством прессинг по всему мiровому пространству принёс наилучшие результаты. Через несколько дней уже на улицах всех мiровых столиц стали опрашивать прохожих, как они относятся к маразму Нобелевских лауреатов. Вот, теперь уже покой и достоинство покинули экраны ТВ. Улица выплеснула на экраны ТВ такое… Все с негодованием говорили о том, почему выжившим из ума предоставлено было решать, что самое главное в нашей жизни. Многие предлагали вообще закрыть эти Нобелевские премии, а деньги Нобеля потратить на дома для обездоленных сирот. Были и другие предложения, но если их все перечислять, то, пожалуй, под натиском их единодушного неприятия решения  Нобелевского Комитета, и мы бы и сами могли дрогнуть и насторожиться, мол, а уж правы ли  побеждающие конформизм то, раз все против них?

Но, всё-таки, некоторые дотошные журналисты не довольствовались только разъяснениями религиозных деятелей. Они всякими правдами и неправдами находили способ проникнуть к опальным лауреатам, несмотря на то, что те находились под негласным наблюдением, хотя и жили не только в разных странах, но и на разных континентах — нигде в отношении провинившихся различия по досмотру над ними не было. И всё же папарацци находились и допытывали наших единомышленников:

— Что явилось причиной их такого экстравагантного решения?

И, о, очередное чудо! Каждый из бывших членов Нобелевского Коми-тета сам задавал настигшему его человеку с микрофоном, а чаще и с видеокамерой, один и тот же вопрос: — Согласились бы Вы, если Нобелев-ская премия была бы присуждена, например, человеку, спасшему людей от диабета или, допустим, от рака? Каждый из папарацци, естественно, отвечал, что вот за это, конечно же, нужно было бы непременно присуждать столь высокую премию. И тогда каждый из “провинившихся” мудрецов говорил:

— Правильно, потому что учёный, нашедший рецепт против диабета или рака, облегчил бы страдания многих людей в их временной жизнь. А тут дан рецепт, как сохранить радость жизни бесконечной, как оказаться на лоне Авраама, а не там, где только одно желание, чтобы кто прохладил язык, хотя бы смоченным водою пальцем. И ведь, как просто, никаких таблеток — только не смотреть телевизор, который прекращает всяческое памятование о Боге, и милосердный Господь, желающий всем спасения от ада преиспод-него, по своей святости не в состоянии спасти того, кто превратил Его в своем сознании в ничто.

Но уже на словах о лоне Авраама папарацци начинали выключать свои микрофоны, сворачивали свои видеокамеры, и мудрые лауреаты уже вдогонку им почти кричали последние слова своих проповедей, которых мiръ уже не желал слышать. Да, и мы повторять их не будем, потому что это были азы христианства, но, правда, преподносимые нашими Максимами — исповедниками в таком понятном, таком привлекательном виде, что нам не повторить их искромётный стиль.

И каждый из новых Максимов — исповедников, оставшись  уже наедине с самим собой, размышлял:

— Хотя, разве это просто — не смотреть телевизор? Феллини же доказал, что для человека ХХI-ого века это просто… невыносимо…

Доказал? Как же он это доказал? – спрашивал уже себя — и сразу же сам и отвечал: — А тем и доказал, что каждый, смотрящий этот фильм Феллини, полностью соглашается с тем, что невыносимо оказаться без телевизора, что уж он то ни за что не будет жить без телевидения! Так что, сам фильм Феллини стал  экспериоментом, который он поставил над всем человечест-вом. Результатъ:

Никто ни минуты не желает жить без телевизора!

Вот, диагнозъ ХХI-ому веку! То есть, ХХI-ый век искать Царствия Небесного и Правды его… не собирается.

Так, что же это? Никто из ХХI-ого… не спасётся? Ведь, нынче все, кроме Малого Христова стада, сделали телевизор своим идолом!..

Ах, как хорошо, что имя Феллини, всё же, прозвучало на весь мiръ, как имя лауреата Нобелевской премии. Не важно, что король не утвердил.

И этот отец Павел! Ведь, как сказал: — Не смотри телевизор!

Не стал рассусоливать, дескать… В наше греховное время вера во Всевышнего есть единственное прибежище рода человеческого во всех скорбях и испытаниях жизни, ровно как и в уповании вечного блаженства, обетованного праведникам… А сразу в десятку! И дальше не продолжил, потому что в глазах своей духовной дочери увидел, что она поняла, почему главное в жизни — не смотреть телевизор… чтобы не отлучиться от любви Божiей.

Кто он такой… отец Павел? Каков он?

Так, такой, вот!

О том, что телевизор — инструмент преисподней, напоминали все последние духоносные отцы нынешнего безумного мира. К архимандриту Iоанну Крестьянкину в Псково — Печерский монастырь как-то приехали монахи из Почаевской лавры обсудить, как ИНН соотносится с печатью антихриста. Отец Iоаннъ спросил монахов: — Отцы, а вы ждёте ночных телевизионных передач со всякими непристойностями? — Отцы покраснели и потупили головы. — Отцы, — сказал старец Iоаннъ, — а вы уже получили печать.

О том, что печать антихриста грядет через телевизор — нет никакого основания сомневаться в этом.

________________________________________________________________________

Вадим Виноградов