За месяц до великого праздника Рождества Христова дед Ермолай надумал, что именно к празднику, чтобы порадовать своих домочадцев, заколет овцу. За жизненными хлопотами месяц, как водится, пролетел быстро. С раннего утра дедушка наточил большой нож, и очень удивился, что внук Егорка не спал в столь ранний час. Мальчик стоял в исподней рубахе и пристально глядел на деда. Бабка Дарья, удивлённо глядя на внука, всплеснув руками, спросила:

— Эт ты чего, внучок, в такую рань поднялся?

Затем, накинув на голову старенький цветастый платок, вдруг улыбнулась и снова сказала:

— Спал бы ещё, сердешный, ведь петух на насесте ишо толком не проснулся.

Егорка, о чём-то размышляя про себя и на что-то решившись, обратился к деду:

— Знаю дедушка, что овцу ты хочешь к празднику зарезать. Я прошу, не делай этого. Подивился дед Ермолай на внука, заговорил:

 — Да как же это, внучок, не заколоть овцу-то? Мы её на то и растили, чтобы к великому празднику мяса отведать.

Не мигая, глядя на деда, Егорка не унимался:

— Эх, дед, ведь нынче Рождество Христово будет. Пресвятая Богородица, сына Божьего в пещере родила, а рядом овечки были. Вот я и думаю, что в такой день нельзя овечек обижать.

Дед Ермолай, удивлённо покряхтев, поднялся с лавки и пошёл во двор глянуть на овечек. А те сердешные, словно чуя беду, жалобно глядели ему прямо в глаза. О чём-то подумав и ухмыльнувшись про себя, хозяин возвратился в избу. К его не малому удивлению, внук стоял на том же месте. Глядя на его босые ножонки, которым явно было зябко в утрешнем ненатопленном дому, и видя, что его любимый внучок вот-вот разрыдается, вдохнув всей грудью воздух и улыбнувшись, дед многозначительно произнёс:

— Не буду я, Егорка, колоть овцу, расхотелось мне от чего-то.

И, обращаясь к своей любезной супруге, добавил:

— А, чего, в самом деле, Дарьюшка, ты у меня мастерица на разные кушанья знатная, спроворишь еду-то.

В этот ранний час в избу постучали, вошёл батюшка Евлампий и, увидев, что внук деда Ермолая так рано уже на ногах, произнёс:

— Да дедушка, внук-то, твой стало быть не из ленивцев будет, раз в такую рань поднялся.

Дед с бабкой, перебивая друг дружку, пересказали всю утрешнюю историю. Подивился священник, да вдруг и говорит:

— Я ведь к тебе Ермолай с просьбой. У тебя овечки беленькие, очень радующие глаз людской, имеются. Дай мне их на время. Мы с прихожанами пещерку снежную сделали и под овечек загон устроили, сена положили. Придут на великий праздник прихожане в храм, зайдут в пещерку, а там овечки, да иконка младенца Иисуса с матерью и свечечки затепленные. Думаю, радостно им будет на душе.

Дед Ермолай с радостью отдал батюшке своих белых овечек. Ну, а Егоркиной радости вообще предела не было.  В селе их сибирском уж много лет историю эту пересказывают, и всегда дивятся люди услышанному.

Анатолий Казаков