На моём рабочем столе стоит старинный письменный набор. Порой я подолгу его разглядываю. При этом со мной происходят мистические, странные вещи: в сознании возникают факты не моей биографии и воспоминания не из моей жизни. Так было и на этот раз…

…Соседи звали её по-разному. Кто уважительно – Зинаида Михайловна, кто-то попросту – баба Зина, а кто и насмешливо – «Пензия» (в дни, когда почтальон приносил пенсию, она боялась выйти даже на кухню, чтобы не пропустить его, и, постоянно выглядывая из своей комнаты, спрашивала: «Пензию не приносили?»).

Она появилась на коридоре в конце 1950-х. Маленькая, седенькая, очень аккуратная, малообщительная, но подчёркнуто вежливая со всеми, Пензия получила комнату в нашей большой коммуналке в результате сложного обмена огромной шикарной квартиры в центре Ростова на жильё для детей в Москве.

Дочь после переезда в столицу появлялась у бабы Зины раз в год, отправляясь с семьёй на море в отпуск.

Старушка жила, перебиваясь небольшими заработками няни, гувернантки в зажиточных семьях, обучая детишек, а порой и их родителей, хорошим манерам, правильному обращению со столовыми приборами, грамотной русской речи.

Старательно причёсывая каждое утро седые реденькие волосы, крахмаля воротнички платья, очень похожего на форменное, наглаживая кружевные фартучки, Зинаида Михайловна напоминала выпускницу Смольного института.

Дверь её небольшой очень светлой комнаты всегда была приоткрыта, и детвора, в том числе и я, играя в прятки, частенько заскакивала к ней, чтобы спрятаться за резной ширмой или под столом.

Баба Зина, сидя у окна, вышивая уголок салфетки или носового платочка, казалось, не замечала маленькую девочку, притаившуюся в уголке. Но, как только ребёнок притихал в своём убежище, старушка начинала что-нибудь рассказывать. Порой я чувствовала себя в гостях у сказочной волшебницы из «Снежной королевы», которая не хотела отпускать Герду к Каю. Но от бабы Зины я сама не хотела уходить.

Сколько раз я засыпала в укромном месте под эти сказки или истории из её жизни, похожие на сказки!

Становясь старше, я уже осознанно заходила в гости к Зинаиде Михайловне, чтобы услышать очередную увлекательную историю. Почти все они были о вещах, находившихся в комнате.

Итак, зайдя к бабе Зине в очередной раз, я обратила внимание на очень интересный предмет, стоявший на этажерке. Я не могла понять, что это такое, и, конечно, задала вопрос.

– Это – реликвия нашей семьи. Дочь хотела увезти в Москву, но я не позволила. Вот умру, тогда пусть забирает. А пока – нет! Это – настольный письменный прибор. Ему почти 200 лет! В ту пору писали гусиными перьями, чернила были совсем другие, долго сохли. Поэтому написанное присыпали песком из специального пузырька. Именно из тех времён этот набор…

Действительно, вещь была очень интересной. Сделан набор был из оленьей кости: ножки вырезаны в форме копыт, держатели перьев и ножа для бумаги – настоящие оленьи рога, перекладинки оканчивались искусно вырезанными из кости махонькими желудями. Спереди – ящичек для мелочей, а на столешнице набора разместились подсвечник, чернильница и ёмкость для песка. Всё это было инкрустировано роговыми пластинами и резьбой по кости.

Я внимательно разглядывала необыкновенный набор, а баба Зина тем временем продолжала:

– В детстве я жила в Таганроге. На самой окраине у нас был небольшой, но очень уютный дом. Папа служил инженером в управе, мама занималась домашним хозяйством. Мне было десять лет, когда началась революция. Дом пришлось освободить и переселиться в небольшую квартиру ближе к центру города. Благо, что услуги моего отца были востребованы новой властью. Однако, бедствовала наша семья также, как и другие горожане. Мама, выпускница института благородных девиц, дала нам хорошее домашнее образование. Но в школу ходить всё же было надо, и нам с братьями не возбранялось играть с одноклассниками и соседскими ребятами. Частенько братья брали меня на прогулки к нашему бывшему дому, за город.

В одну из таких прогулок мы и забрели в соседский заброшенный хутор. Отец нам рассказывал, что раньше здесь жил известный в России писатель. Но как его звали, я не запомнила тогда. Помнила только, папа говорил, что он был автором слов «Дорожной песни» Глинки. Это та, где: «Веселится и ликует весь народ…».

Мы не поверили отцу, и при первой возможности решили сами проверить, действительно ли нашим соседом был популярный писатель…

Войти в дом не составило труда, так как дверей давно уже не было. Полы на первом этаже заросли сорняками, кое-где сгнили. Окна заплёл дикий виноград. Мы осторожно вошли внутрь. Несмотря на сильные разрушения, планировка и назначение комнат угадывались без труда. Можно было понять, где находилась столовая, где – спальня и кабинет.

Мы бродили по дому, заглядывая в маленькие комнатки для прислуги, гладильню и кладовки. Ничего интересного. Видимо, всё мало-мальски полезное уже давно было вынесено мародёрами. Пока мы бродили из комнаты в комнату, не заметили, как куда-то исчез младший брат Митя. Как оказалось, он пробрался на чердак, и звал нас с Васей туда. Поднявшись наверх, к нашему изумлению вместо пыльного чердака мы попали в самый настоящий рабочий кабинет. Он был искусно скрыт за небольшой невзрачной дверцей. Как до сих пор туда никто не заходил, осталось загадкой. У небольшого окна, выходившего в вишнёвый сад, стоял письменный стол, а на нём – этот набор. Вспомнив рассказ отца, мы решили взять его с собой. Аккуратно завернув «рожки», как мы сразу окрестили набор, в Митину курточку, мы вышли в сад. Там были две могилы, на надгробьях которых были высечены имена хозяев хутора.

Дома мы прослушали длинную нотацию о том, что нехорошо брать чужое. Но наши доводы и пламенные речи убедили родителей оставить письменный набор в семье. Таким образом он стал семейной реликвией.

С тех пор «рожки» всегда со мной. Когда были трудности с ручками и чернилами, я брала на кухне у мамы гусиное перо, остро его затачивала, варила из тютины чернила, и писала, представляя себя княжной или графиней в старинном замке. Во время войны я прятала его в ящике с песком, в котором хранились морковка и свёкла. Выйдя замуж, я взяла его с собой в качестве свадебного подарка. Все мы верили, что он приносит нашей семье удачу. А как иначе? Оба моих брата вернулись с войны, строили БАМ, там и остались жить. Моя дочь закончила мединститут. Нашла интересную работу в Москве. И я не жалуюсь. Помогаю людям, поездила, повидала свет. Вот к внукам каждый год в столицу езжу…

Баба Зина закончила рассказ и замолчала. Видно было, что воспоминания нахлынули, но говорить она больше ничего не стала. Я тихонько вышла из комнаты.

Несколько лет письменный набор соседки не давал мне покоя. Я старалась узнать о его прежнем владельце как можно больше. Но, к сожалению, книг в библиотеке не было. В литературной энциклопедии сведений также было очень мало.

…Умерла Зинаида Михайловна, когда мне было лет двадцать. К тому времени её московской дочери уже не было на этом свете, внуки и правнуки бабы Зины были равнодушны к семейным преданиям, поэтому забирать письменный набор никто не стал. И он достался нам вместе с комнатой и другими вещами соседки.

Кукольник Нестор Васильевич

Возможно, у кого-то возникнет вопрос, что же за имя и фамилия были высечены на надгробной плите? Это просто: «Кукольник Нестор Васильевич».

Великий русский поэт, государственный деятель, родоначальник романтико-авантюрного жанра в России, автор нескольких проектов по реформированию экономики страны, намного опередивших своё время.

В 1840-е годы Кукольник служил в канцелярии Министерства финансов, во II отделении Императорской канцелярии. По служебной надобности он довольно часто бывает на юге России, ему очень нравились эти места. И даже посвящал стихи:

К Дону

Здорово, старый Дон, здорово, Дон унылый!

Как родина моя, ты стал мне свят и мил,

Я полюбил тебя из всей казачьей силы,

Твои печали все к душе своей привил…

…Всплесни же, старый Дон, весёлою волной,

Благословенье дай казачества обломкам.

Ведь ты пред смертию – твой час последний бьёт!

Под орифламмою священных преимуществ

В грудь благородную граф Киселёв воткнёт

Меч государственных имуществ.

(1847г.)

В 1857 году в чине действительного статского советника Кукольник вышел в отставку и поселился в Таганроге. «Я счастлив в своем уединении. Я добился честным трудом и твердым характером покойного куска хлеба, сажаю виноград, и проч., и нахожу в беседах с природой гораздо больше и больше пищи, чем с людьми.».

Кукольник построил дачу («хутор» из семи домов и земельным участком около 14 га) под городом, по соседству с рощей «Дубки». В Таганроге Н. Кукольник занимался литературной и общественной деятельностью.

Он был незаслуженно забыт в советское время, так как считался монархистом, приверженцем царской власти. Никогда не скрывая своих взглядов, Нестор Васильевич был преследуем за это современниками-писателями, в том числе В. Белинским. С высоты нынешнего времени стоит сказать о том, что Н. Кукольник был настоящим патриотом, всю свою жизнь посвятившим служению отчизне. Под Таганрогом, в своём имении в Дубках, в 1868 году Нестор Васильевич Кукольник скончался, полузабытый литературными кругами.

В 1930-х годах могилу Кукольника осквернили местные жители, думая, что там зарыты сокровища. Она осталась разрытой и заросла сорняками. Прах поэта безвозвратно утрачен. Последние уцелевшие дома имения были снесены, а на их месте построили производственный цех.

…Письменный набор стоит на моём рабочем столе, навевая идеи новых историй и, конечно, размышления о его прежнем владельце, талантливом поэте-реформаторе Н. В. Кукольнике.

Вот такая история.

Антонина Попова