В начало: Часть I, Часть II, Часть III, Часть IV, Часть V, Часть VI, Часть VII, Часть VIII, Часть IX, Часть X, Часть XI

XII

— Дима, здравствуй, дорогой, — звонил другу Андрей. — Как твои дела? Мне мать говорила, что ты был в Одессе, забрал семью. Как там наши мамы?
— Да скучают они. Слышал, что Петька натворил? Нет теперь тёти Марии. А ты почему летом в отпуск к матери-то не приехал? Негоже как-то. Родственников-то, кроме , отцовых, у неё ведь нет.
— Да как-то не получилось,- начал было оправдываться Андрей.
— Что ты мямлишь? Слышал я, слышал, Зинаида голову вскружила? В Турцию с ней ездил? Могли вдвоём и к матери заехать. А ты вообще-то с Зиной как, надолго? Ещё не разочаровался?
— Беременная она. Сошлись.
— А свадьба? Да какая теперь свадьба? Зина ни своего отца, ни я свою мать в известность не ставили. Всё откладываем как-то.

***

Спустя полгода отношения Андрея и Зинаиды стали, считай, родственными. Она подарила ему дочь Машеньку, в которой он души не чаял.
Рождение дочери, как и ранее свой гражданский брак, отметили в узком кругу.

***

Постепенно все домашние заботы перебрала на себя домработница Галина Григорьевна. А Андрей дневал и ночевал на работе.
Случилось так, что он и на люди все чаще стал появляться один, а Зинаида проводила все это время с подругами. Нет-нет, да кто-нибудь из них смехом и намекнет, мол, видели твоего Андрея с той и той.
— Ну, и пусть!- хорохорилась.
Сначала совсем не верила. Потом начала присматриваться, анализировать: все верно — Андрей ей изменяет. Но ведь и она не отстает… Много размышляла на эту тему.
«А что же ты, милая, хотела? С Дмитрием жила. Потом перешла к Андрею. Любила ли? А кто его знает? Смотря, что подразумевать под любовью. Гейне ведь как сказал: «Ангелы зовут это небесной отрадой, черти — адской мукой, а люди — любовью». А у меня, наверное, и то, и другое, и третье…
Вообще, она быстро забывала все, над чем ещё недавно размышляли серьезно. Эта своеобразная лень относиться к себе критически способствовала её непродуманным увлечениям. И когда они проходили, исчезало и воспоминание о них. Легкомысленно всё как-то получалось.
Страсть струилась из неё каким-то неведомым образом; передавалась её волосам, когда они были распущены, глазам, всему облику всегда смеющейся женщины.
Увлечения не были цельными, любое восхищение кем-то было соткано из последовательного подобострастия к мужчинам и природной похотливости её натуры.
Каждое из увлечений было исключительным в своё время, но в конце-концов они прилаживались друг к другу и согласовывались между собой, существуя одновременно. Так и получалось, что имея мужа, она одновременно заводила романы на стороне.
Гулянки сближали людей, и она пользовалась ими, вычерчивая на горизонте новых отношений другие силуэты дружбы. Вплетая новых друзей в ткань своей жизни, она властно подчиняла их своим желаниям, при этом бережно обращаясь с их самомнением, как та ткачиха с нитями будущего ковра.
Андрея также временами затягивали в свои сети мужские вольности, но не так, чтобы не помнить о своих обязанностях и долге перед семьёй.
Только встало в его взорах что-то удручающее, мрачное, вечно грустное. Не от того ли, что стёрлась яркость и возвышенность близости. На месте «она моя» всё больше оказывалось «она так не только со мной». На людях он уже не мог хлестнуть счастьем, как это бывает с любящими и любимыми людьми.
Тем не менее, Зинаида по-прежнему его волновала. Он понимал, что сгорает на костре ревности. Не на жарком. А на снежном кострище, где огонь рождается энергетическим эгрегором холода и неверия. Он пеленал его не тигровой багряницей, а ожесточением и злостью.
Он боролся со своей ревностью. Но малейший повод со стороны жены обострял эту хроническую болезнь. От случая к случаю он, казалось, избавлялся от наваждения, от рисующих воображением порочных связей Зинаиды, но истребить её привязанности и хронический вкус к наслаждению он был не в состоянии.
Ревность добивала окончательно веру в нём в добропорядочность жены, в её искренность; стала беспокойной потребностью моральной тирании своей половинки.

***

В тот день она пришла домой поздно.
Встретил Зинаиду в прихожей. Она была навеселе.
— О, какой ты стал внимательный. Не здесь, вон там повесь пальто, указала глазами на шкаф.
— Ты где была так поздно?
— Где была, там уж нет,- засмеялась в лицо мужу.
Андрею хотелось её ударить, но он сдержал себя.
— Дочери бы постыдилась, няни.
— Мне нечего стыдиться. У Майки, знаешь её? День рождения был.
— Но могла бы и сказать?!
— А тебе разве не всё равно?
Её вечернее платье, поющее прозрачностью ажура, прошелестело мимо Андрея.
Вот бестия, всё же, как она хороша,- посмотрел за ней вслед в открытую дверь спальни.
Какая сила его толкнула за ней, неведомо никому. То ли восхищение, то ли чувство собственника, — не знает. Он хотел ею обладать. И этим всё сказано. Стаи слов вылетали из его уст от нахлынувшей в одночасье какой-то животной страсти. Он буквально сгрёб её пружинистое, как у змеи, тело в охапку и, осыпая грубыми запыхавшимися от нетерпения поцелуями, судорожно снимал с неё одежду.
— Пожалуйста, не надо, я не хочу сейчас,- пыталась вырваться из цепких рук мужа, но они сжимали её всё крепче.
— Мне больно, угомонись, — почти закричала.- Ненавижу!
На Андрея словно вылили ушат холодной воды. Враз разжались руки. Он представил себя побитым щенком у её ног.
— Ты меня запомнишь!
— И ты меня тоже!
Он не мог объяснить, откуда это у него. Отца он не помнил, хотя по рассказам матери, у него бывали эти внезапные вспышки своевольного желания ставить под угрозу надежды и чувства самых любимых людей. «Может, и от матери, ведь все говорили, что она ревнива до исступления. Вот и я такой же», — корил себя после очередной конфликтной сцены.
Зинаида, не противореча, принимала все его обвинения, но выводов не делала.
«Но разве я не жена ему? Не ведем с Галиной Григорьевной дом? Не готовим? Да, он за мной, как за каменной стеной. Не знает, где, что и как берется. Все сама приобретаю. Деньги приносит?
Так на то он и мужик. Чего же еще не хватает? А, может, это и есть ревность? И я ревную??? Н-е-е-т, злюсь. Рассуждаю, как собственница. Да нет же. Разве я не достойна любви или хуже его нынешних подруг? Вон сколько мужиков рот разевают, только согласись. Пора объясниться».
И сколько потом было этих объяснений!

***

Андрей все больше и больше отдалялся. Ей уже не помогали посиделки с подругами, зачастившие застолья в кафе и ресторанах, настроение постоянно было угнетенным, недовольство росло и крепло, все чаще тянуло выпить.
Заметив, что с Зинаидой творится что-то неладное, Андрей несколько раз пригрозил ей:
— Будешь пить, выставлю из дома в двадцать четыре часа. Мне алкоголичка не нужна. Какой пример ты показываешь дочери? Спихнула её на нянечку. Ты когда у отца-то была? Не стыдно? Кстати, отвезла бы ему новую коляску. Сколько она уже может стоять в коридоре?
— Так я жду, когда ваша светлость соизволит поехать со мной, устала уже говорить папе, почему с зятем не знакомлю.
— Могли летом поехать и к отцу, и к матери моей, но ты же настояла на поездке в Турцию. А лишнего времени у меня нет.
— А на Людку из библиотеки есть?
— Не говори глупостей.
— А кто меня такой сделал? Ты шляешься, с кем попало, уже дома не ночуешь,- не раз с ревом досаждала мужу.
— Когда это было? Что несёшь? Да, противным мне становится наш дом. Машеньку ты не любишь, отдала на попечение няни, вечно пьяная, работать тебя не заставишь, с жиру бесишься… Не хочешь жить по-человечески, уходи из дома.
Улыбаясь сквозь слезы, с насмешливым, вопросительным видом Зинаида, словно, заморозила улыбку, снисходительную к этой выспренней, по её мнению, галиматье, льющейся из уст мужа.
Поначалу она боялась потерять его расположение мужа. Потом, когда острота чувств прошла, и вправду загрустила, ей хотелось, как и прежде, быть свободной, жить по принципу «что хочу, то и ворочу».

***

У Андрея не было времени затягивать конфликты до бесконечности «Надо решать, так не может дальше продолжаться…». Придя в тот вечер домой пораньше с этим намерением, нельзя сказать, что он не волновался.
Если бы в разговор не вносилось никакой нарочитости, никакого стремления фабриковать свои догадки и предположения, он бы подбирал другие слова и выражения.
— Ты мне надоела со своими выходками, вечными гулянками, расхристанными попойками,- словно рубил с плеча, чеканил каждое слово.
— Я нахожу твою остроту плоской и дурацкой.
Зинаида научилась тщательно оттенять его зло от всамделишнего отношения к ней, и в такие минуты надевала на себя маску удивительной трогательной покорности.
— Ну, хорошо, виновата я, только не так уж я тобой и избалована, дом ведь на мне, а не на тебе… — В который раз твердила одно и то же.
— Эта твоя устойчивая привычка прикидываться бедной обиженной овечкой выглядит нелепой в минуты, когда с тобой разговаривают серьёзно. Я не намерен дальше терпеть твои разгулы.
— Не намерен, и не надо. Но я никуда не уйду. Муж ты мне или не муж, в конце-концов?
— Чего тебе не хватает?
— Не знаю, Андрюшенька. Ну, наверное, любви, родимый.
И эти её слова, ласковое обращение на фоне гнева, вдруг всё расставили на свои места. Конечно же, они растеряли огоньки былой влюблённости, и госпожа привычка оказалась неспособной укротить их эмоциональные нравы и побуждения.
Неожиданно для обоих между ними произошло какое-то примирение.
— Давай всё же в эти выходные съездим к твоему отцу.- Примирительно поцеловал жену в щёчку, а про себя подумал: «Надо же, зовут так же, как и моего, Степаном».

Светлана Демченко

Продолжение следует…