Строчка эта волшебная всем известна, а вот книга с таким названием основательно забыта, и автор её Арнольд Ильич Гессен подзабыт основательно во времена всеобщей поножовщины, безумств накопительства, ограбления и новояза. А в конце шестидесятых и в семидесятые годы его книга «Всё волновало нежный ум» и его имя были широко известны, хотя относились к ним, как и ко всякому явлению, по-разному. Именно явлению…

Плеяда российских пушкиноведов великолепна, и нет нужды доказывать это. Среди этих учёных немало удивительных популяризаторов — известных, любимых, почитаемых, читаемых… и вдруг возникает Арнольд Гессен со своей книгой, посвящённой творчеству юного Пушкина…

Арнольд Ильич никогда не претендовал на роль пушкиноведа и даже не намекал на это, а, насколько я мог понять из моего общения с ним, писал свои книги… для себя! Как дневник, то есть настолько искренне, насколько это позволяли его мироощущение и душа, потому что всякий, пишущий дневник, в глубоком подсознании рассчитывает на прочтение его страниц когда-нибудь… потом… пусть даже не формулируя этого, не признаваясь себе в горьких раздумьях о неизбежном конце, но это истинно так… Ибо, если не для кого писать, то не напишется! Мне представляется, что на закате своей жизни Гессен почувствовал необходимость сформулировать: что для него Пушкин (наверное, чтобы понять, что есть он сам), и он поделился своими мыслями о поэте с друзьями, то есть с нами…

Но главное, его почтенный возраст наложил такой отпечаток достоверности на все его работы, что они изначально, необъяснимо, интонационно как бы подразумевали: это было именно так! Я знаю, я… (почти) видел это! Можно придраться к этому «почти», а можно поверить в него, ибо… представьте себе: когда он родился, ещё жива была Анна Петровна Керн! Которой Пушкин написал «Я помню чудное мгновенье, / Передо мной явилась ты…» — один из величайших шедевров мировой лирики… И когда мальчик Гессен прибавил к своим годам ещё восемьдесят два(!), то написал первую книгу о Пушкине «Набережная Мойки, 12». А в 1965 году «Всё волновало нежный ум». Он, как будто, сам был удивлён тем, что сделал, и в автографе, на титуле подаренного мне экземпляра, пишет именно с восклицанием: «Эта книга написана мною на 88-м году жизни!». Что запоминается: автограф поставлен моей авторучкой, заправленной зелёными чернилами…

Многие известные факты можно было почерпнуть не из книг, а из уст человека, видевшего и пережившего глобальные события истории России! Он был корреспондентом газеты «Русское слово» в Государственной думе всех созывов. Достоверность рассказанного распространяется и на другие книги писателя.

А действительно, написана книга в то время, когда со дня рождения поэта прошло 170 лет!!! Разве? Всего сто семьдесят…

Гессену за девяносто. Вот приглашение на вечер, посвящённый такой удивительной дате, в Дом детской книги. Не в шумный зал, а без репортёров и телевидения – скромно в круг его почитателей, друзей… Он никогда в своей жизни прежде не писал книг. Но сколько повидал! И на закате своего века делится с нами тем, что пронёс в душе через десятилетия, что дорого ему… и это остаётся во мне и дарит мне удивительную возможность… Керн, Пушкин…

«Я слушал Карузо в Египте. «Аиду» Верди ставили на фоне пирамид… очень красиво!» – это вдруг к случаю вспоминает он в разговоре… Тут уж, действительно, трудно не заволноваться, когда собеседник в три раза старше (!), когда у него совершенно светлый им и острая память, и он так доброжелательно и заинтересованно делится своими богатствами!

Мне повезло – я часто встречал людей, которые хотели, стремились поделиться богатствами своей души, накопленными за жизнь! Эти уроки не забылись, не пропали… но как горько, что часто они сетовали: «Никому ничего не надо…» Я тогда списывал это на власть, на зажатость общества, на придавленность людей… Увы! А что сейчас, во времена декларируемой демократии? Стало лучше? По-другому?

Арнольд Ильич – плотный, невысокий, удивительно спокойный, с благородной эспаньолкой и глазами, раскрытыми тебе издалека. Пожатие его руки энергично и скупо… ведь эта ладонь, как фильера, держит и пропускает сквозь себя ниточку истории… и я каждый раз, во время встречи, удивляюсь, что нахожусь рядом с ним, с «ходячей историей», понимаю, какое это счастье, и не могу высказать ему свои чувства, потому что они явно будут в разрез с тоном нашей беседы, когда мы идём по Тверской из Гнездниковского переулка, или встречаемся в ЦДЛ, или где-то случайно в «Детгизе».

Очень забавно было, когда на заседании Детской секции в Союзе писателей вдруг хватились и узнали, что Гессен не член Союза и не выражает никакого беспокойства по этому поводу… Он существовал как бы сам по себе или благородно не подавал вида. Что рваться в члены СП, зачем? Для престижа? Из-за квартиры, Дома творчества, Бюро пропаганды? Какие ещё льготы старались получить многочисленные члены этого Творческого Союза, особенно те, кто мало имел отношения к писательству!? Даже для такой огромной страны – шесть тысяч или даже больше, членов Союза – это многовато было! Дело прошлое… и даже вспоминать об этом не хочется…

Во время моих жизненных передряг, переездов, перемещений кто-то «оставил себе на память» другие книги Гессена, подаренные им мне, может быть, на память обо мне оставили?

А эта, «Всё волновало нежный ум» и ещё одна, тоже о Пушкине «Рифма, звучная подруга» со мной, где бы я ни был… И уж буквально всегда со мной в кожаном специальном чехле «Евгений Онегин». Вероятно, с тех пор… Эта пушкинская энциклопедия – мой советчик, доктор, камертон, духовник… во всех жизненных ситуациях…

Михаил Садовский