В Питере одно из самых интересных и близких мне мест – Летний Сад, ну, хотя бы уже потому, что там любил гулять Александр Сергеевич Пушкин.

В той стороне сада, что ближе к Неве, Петровский домик и небольшой павильон, в котором в конце семидесятых годов прошлого, двадцатого века, была недолго выставка работ художника Рудольфа Яхнина. Одна из первых его персональных выставок, устроенная друзьями, которые помогали художнику «пробиться» в северной столице. Снова «романовской». Везло же Питеру на Романовых. Ну, этот, последний, был не монарший. Но и не самозванец, а назначенный пролетарской властью править и крушить крамолу. Под крамолой же подразумевалось всё новое, талантливое, не по приказу партии возникшее.

Конечно, я ничего не слышал об этом авторе, работ его не видел. Его иллюстрации в книгах мне не попадались. И так бы, наверное, не перекрестились наши пути, если бы, (опять же) не друзья, которые повели меня на эту выставку, а потом и способствовали нашей встрече и знакомству.

Петровский флот

Может быть, они заранее решили, что мы – как бы это точнее сказать – очень подходим друг другу? Когда мы встретились, у нас создалось впечатление, будто мы давно знакомы. Просто долго не виделись, а вот сошлись, и с полслова продолжился незаконченный разговор, очень необходимый каждому. Так уже, бывало, в моей жизни, жаль, что не очень-то часто.

Я пришёл к Яхнину в мастерскую осенним мокрым вечером. Пройдя по тёмной питерской улице, хотя дом его находился, можно сказать, в центре старого города, в Новой Голандии, я поднялся на лифте на последний этаж и… оказывается, надо было ещё карабкаться «пешком» по девятнадцати крутым ступеням. Дверь мне открыл большой широкоплечий человек.  У него всё было большое: рост, голова, глаза, борода. И он как-то очень вписывался в обстановку своей мастерской, а, точнее, большой (!) четырёхкомнатной квартиры с огромной прихожей, почти всю площадь которой занимал станок для печатания оттисков литографий. Станок был старинный: с тяжеленым (с фигурными спицами) колесом-маховиком и причудливо изогнутой ручкой… Загвазданный, затоптанный пол, какие-то зелёные, тёмные, обвисшие обои и четыре двери в четыре, опять же небывало просторные по тем временам, комнаты. А мы прошли в кухню, и тут сразу возник уют любого обиталища интеллигентного человека: стол со стаканами в подстаканниках и керамической плошкой, полной сушек и сухарей, сопящий чайник на плите… Да, Яхнин недавно перебрался сюда, и тут всё требовало ремонта, просто просило: «Приведите меня в порядок…»

А почему так подробно о неглавном? А потому что даже и о главном, о человеке, художнике Рудольфе Яхнине, который меня встретил, сегодня в интернете, забитом всякой ерундой, если не сказать жёстче, всего несколько строчек.

Почему? Разве его творчество не заслуживает внимания, разве он мало сделал в искусстве, несмотря на свою раннюю смерть? Разве мы не открываем книги с его иллюстрациями и не получаем от них много радости?

Да всё наоборот! Вот слова ученого с мировым именем, известного общественного деятеля академика Дмитрия Сергеевича Лихачева: «Я могу назвать Рудольфа Яхнина в числе первых, кто достойно продолжает традиции классической школы. Его работы заслуживают не только европейского, но и мирового признания».

А в чём же дело? Почему такая несправедливость? Или это привычное равнодушие нынешнего времени к тому, что не приносит сиюминутного дохода и дивидендов…

Вопросы без ответа.

Рудольф рассказывал мне не о себе и не о своей жизни, а о любимом городе! И показывал мне свои гравюры Питера: и современного, и стилизованные, возрождающие старину. Мы как-то заговорились… Быстро накатила ночь, встали немного размяться, и сквозь открытую дверь я увидел потрясающий вид – вошли в комнату: перед окном хрустальный, подсвеченный Исаакиевский собор, зашли в другую: на чёрном фоне осеннего неба ярко голубой Никольский собор!

«Боже мой! Да тут же только писать и рисовать, и…»

«Я так и делаю, – перебил Яхнин! –Пошли, ещё покажу…»

Совсем-совсем недавно в этой квартире была коммуналка, набитая жильцами до отказа. Коммуналка, со всеми прелестями коммунистического быта и его последствиями – отсюда такой неухоженный интерьер. Но очередное постановление городского совета тех лет гласило, что надо выселить всех жильцов из подвалов и мансард, а освободившиеся площади отдать под служебные помещения. Яхнин долго добивался права на мастерскую, но… Короче говоря, нашлась добрая душа в Союзе художников – пожилая художница (я, к сожалению, забыл её имя), которой уже и мастерская не была нужна, но которая увидела работы Рудольфа Яхнина и прониклась уважением к его таланту. Она оформила мастерскую на себя и отдала её (неофициально, конечно) молодому собрату по творчеству.

Он был счастлив. «Ей и эти девятнадцать ступенек не одолеть, – рассказывал Яхнин, – она всего раз тут была, а мне приволье. Бог с ним, с ремонтом, зато просторно, работать хорошо, а про виды из окон во все четыре стороны и говорить нечего!». Он любил линогравюру. В углу прихожей стоял толстенный рулон линолеума высотой метра два с половиной.

«Как Вы дотащили сюда наверх такую неподъёмную тяжесть?»

«Ой, в свою-то мастерскую!» – он только усмехнулся.

Рудольф Моисеевич Яхнин закончил Ленинградскую Академию художеств как график. Его дипломная работа в ВАХ — оформление и иллюстрации к книге Ю. Тынянова «Восковая персона», – была удостоена оценки «отлично». Потом он стал Членом Союза художников СССР.

Он был влюблён в свой город, в его прошлое и людей, которые вошли в историю русской и мировой культуры. Когда Семён Степанович Гейченко начал после войны восстанавливать Михайловское и только-только выбрался из землянки в рубленный дом, то искал помощников. И Рудольф Яхнин оказался одним из первых. Его золотые руки и верный глаз пригодились и много послужили восстановлению пушкинских мест. Семён Степанович очень тепло вспоминал о своём младшем друге и помощнике, посвятил ему несколько строк в своей книге – а это ли не высшая награда за подвижническую работу: соседствовать на страницах с любимым Александром Сергеевичем Пушкиным.

Впоследствии его работы не только неоднократно экспонировались на выставках в музее, но и находились в постоянной экспозиции в доме Ганнибалов в Петровском. На одной из них был представлен портрет С.С. Гейченко и иллюстрации к повести А.С. Пушкина «Арап Петра Великого».

Не могу сказать, что я часто бывал у Яхнина, но при каждом посещении Ленинграда, непременно заходил к нему. У меня была и тайная мысль: пригласить его поработать над театральным спектаклем. Дело в том, что в Театре кукол-марионеток на Садовой шли мои пьесы, и я мечтал сделать спектакль, где бы действие происходило в старом Санкт-Петербурге. А сценографию бы создал Рудольф Яхнин… ну, мечты и планы… к сожалению, для их осуществления было необходимо, чтобы сошлось много счастливых случайностей… Увы…

Не знаю, со всеми ли был так щедр Рудольф, но мне он подарил несколько оригиналов своих иллюстраций к книгам Валентина Пикуля, которые только что вышли из печати…

Я был, конечно, обескуражен таким щедрым подарком: отнекивался и говорил, что они ещё могут ему пригодиться. В ответ на мои возражения Яхнин сказал мне так: «Я буду спокоен: они в надёжных руках, а если что – смогу обратиться!» Какая-то тревога, что-то трагическое было в его словах… И ещё он подарил мне две линогравюры. Он очень любил этот вид графики, считал его для себя наиболее подходящим, выразительным и точным… его виды старинных кораблей, флота будто переносили в старое время или в зал музея, посвящённый тому времени…

Он не стал оставлять следы на паспарту и написал мне на обороте:

«Михаилу Садовскому – поэту московскому от художника, хоть и не русского, зато петербургского…»

Не помню, чем он писал, но время постаралось на славу… сканер не берёт остатки букв, они впитались в рыхлый картон.

Работы Рудольфа Яхнина многие годы уже радуют глаз – они в небольшой коллекции на стене комнаты. Я в свою очередь передарил одну из этих гравюр детям (где всадник с мечом на коне), но не решился писать что-либо на оригинале даже на оборотной стороне. Оказалось, что правильно сделал! На прикреплённом сзади листочке можно разобрать, хотя бумага не была на свету, но стала совсем хрупкой и сильно пожелтела:

 «Ларочке и Олегу»

Будь на коне,

И жизнь вполне

Тогда тебя устроит,

Но о врагах,

Разбитых в прах,

Всё ж забывать не стоит…

Вот и автограф автора в этой книге…

Художник Рудольф Яхнин, несомненно, продолжал замечательные традиции, черпал из глубокого колодца русской культуры, хорошо знал и любил произведения прошлого, но у него был свой узнаваемый почерк. Однажды он показал мне большую редкость: медную гравированную доску Алексея Зубова, и на ней тоже было всё, что он любил: парусные корабли в гавани Санкт-Петербурга.

Кажется, эти встречи были вчера. Для нового поколения, которое уже называют «цифровое» – digital generation – все эти гравюры, старания сохранить прошлое, могут показаться напрасным и ненужным старьём, однако, на самом деле, никакая культура не устоит перед временем, если её фундамент хлипок, а творчество Рудольфа Яхнина – и это неоспоримо – одна из ячеек русской культуры. Тем более обидно, когда забывают имя мастера, – это несправедливо. Поэтому и написаны эти строки. Мы же не Иваны, родства не помнящие!

Всегда современно звучит мысль Гиппократа в поэтическом изложении Гёте.

Мефистофель говорит Фаусту:

«Боюсь я за одно, в одном лишь мой протест:

 Ars longa, vita brevis est.»

Михаил Садовский