Буянил, опрокидывая представления о поэзии; рвал пространство звуком, а душу – избыточным напряжением бытия; ненавидел мать и набожную муть городка, где пришлось родится, противостоящего поэзии и всяческому дерзновению…

 Вдруг становился нежен, как шёлк, как мягкость летней травы:

Глухими тропами, среди густой травы,
Уйду бродить я голубыми вечерами;
Коснется ветер непокрытой головы,
И свежесть чувствовать я буду под ногами.

Мне бесконечная любовь наполнит грудь.
Но буду я молчать и все слова забуду.
Я, как цыган, уйду — все дальше, дальше в путь!
И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.

Перевод Михаила Кудинова

Стремился ли к бесконечной любви?

Котёл, кипевший в душе, был переполнен разными эмоциями, в том числе солью гнева; и Париж, распускающийся тысячей огней и мелодий, притянул магнитом…

Там же Верлен, способный понять необычность напевов, и языковую переизбыточность их; там же революция: баррикады, громоздимые из тележек и прилавков, стрельба, возможность низвергнуть в бездну власть сытых, никогда не берущих билеты на пьяный корабль:

Я плыл вдоль скучных рек, забывши о штурвале:
Хозяева мои попали в плен гурьбой –
Раздев их и распяв, индейцы ликовали,
Занявшись яростной, прицельною стрельбой.

Да что матросы, – мне без проку и без толку
Фламандское зерно, английский коленкор.
Едва на отмели закончили поскольку,
Я был теченьями отпущен на простор.

(пер. Е. Витковского)

О, сколько ж существует русских «Пьяных кораблей»!

Неистовство, ведущее поэта, становится вектором поэзии его: и количество чудес, происходящих в каждом четырёхграннике строфы, зашкаливает.

Рембо требовался Левиафан, ему необходимы были грандиозные масштабы, пути, стягивающие всю землю: он мечтал вырваться из себя, даже из магического притяжения собственного дара, чтобы улететь, став лёгким и сквозным, в неизбывность неизвестности…

 Есть ли небесный привкус в его стихах?

Сколько угодно: хотя – и тяжелы они плотной вещностью своею, и магия их мерцает алхимическими колбами, и коллапс, кажется, разразится вот-вот…

«Кузнец», удостоившийся длинного стихотворения, почти поэмы, размахом своим касается всех обездоленных, с кем сводила Рембо дорога странствий, всех, чью жизнь необходимо переустроить, изъяв избытки у богатых.

Всё изъяв!

…Рембо социален.

Он эстетичен: сонет, устанавливающий взаимоотношения букв и цветов, многажды переведённый на русский, забирается в дебри тончайшей психологии, чуть ли не приближаясь к разгадкам определённых тайн мозга…

Ощущения: он ловил их в сети строк: причудливые ощущения, сплетавшиеся орнаментом в сознание бунтаря, ставшего торговцем.

Рембо провёл «Одно лето в аду», пуская слёзы, и подначивая мир заметить его, отказавшись от рифмы, играя ритмом и словарной насыщенностью…

Потом – бросил всё и бежал в Африку: навстречу долгим, скучным годам, деньгам, смерти…

    Александр Балтин

фото взято из открытых источников