Отмахивая руками, Лизка торопливо чесала по улице в верхний конец своей деревни Забродовки. Вид у Лизки, всегда весёлой, сегодня был озабоченный. У предпоследней избы она остановилась, перевела дух и резко протарабанила в окошко, в котором тотчас же мелькнуло и припало к стеклу встревоженное стуком лицо хозяйки. Потом исчезло так же мгновенно, и уже через минуту хозяйка-вдова вышла на улицу в наброшенной на плечи фуфайке, стоял ещё чувствительный морозец-утренник.

– Чё это, Лиза, ты прибежала?

– Чё-чё! В сельсовет, Катя, срочно тебя вызывают, вот чё! – ответила Лизка как будто с обидой, что пришлось ей так далеко идти.

– По чё? – вскинулась испуганно вдова.

– По чё, по чё! – передразнила её Лизка и принялась объяснять. – Председатель сельпо приехал, за тобой вот послали. Алевтинка-то в декрет собралась, так тебя станут уговаривать поторговать вместо неё. – Лизка, сделав таинственное лицо и заговорщицки понизив голос, приблизилась вплотную, вытаращив глаза: – А ты, Катя, не соглашайся! Про неё люди-то, знаешь что, поговаривают, что она там наплутовала… Так после не расхлебаешься… Сведёшь корову-то свою государству… Не моё, конечно, дело – сморщилась она и вздохнула. – Это я так, от себя. Меня послали за тобой,  вот и прибежала. Моё дело маленькое.

Лизка была незамужняя лет тридцати девушка ли, женщина ли, крепкая, как сентябрьская калега, энергичная и озороватая. Работала она в детдоме санитаркой. И хотя играла в деревенском клубе по праздникам в спектаклях, а замуж выйти что-то у неё никак не получалось. Не находилось подходящих кавалеров, что ли.

– Чё его в такую рань припёрло? Печь у меня ишшо не прогорела, – растерянно проговорила Катя.

– Моё дело маленькое, я говорю. Послали – иди. Не хочешь сама идти – жди нето, когда председатель сюда придёт к твоей милости да поклонится.

От этих слов Катя вся встрепенулась, ещё больше испугалась, руками замахала.

Лизка поворотилась сердито и пошла.

Катя потеряла покой. Когда-то давно она торговала в магазине, как тогда ещё говорили – в лавке, всегда числилась на хорошем счету. И теперь ей было лестно, что председатель сельпо Захар Евлампиевич помнит её. Не пойти-то, конечно, нельзя, за двенадцать километров приехал человек. И от печи как убежишь? Что делать? А Лизка верно говорит, не надо соглашаться! Алевтинка плутовка ещё та. Правда что, после корову-то отведёшь за чужую растрату. В декрет собралась. Пузы-то, вроде, у неё не было заметно…

Катя выволокла из печи две головешки; сунув их сразу в ведро с водой – загасила, они грозно зашипели, пуская едкий дым, который, тут же подхваченный тягой воздуха, устремился изогнутой синей струёй к шестку и нырнул в трубу.

Крупные угли она выгребла в заморницу, мелочь торопливо столкала кочергой в загнету, приставила заслонку, взобралась на печь, отворив дверцу, засунула вьюшки в трубу, закрыла её, спустилась и открыла отдушничек, чтобы угар вытягивало. Наскоро собралась понаряднее и побежала в сельсовет, до которого чуть не два километра надо по деревне дуть.

*   *   *

По дороге от Кати, Лизка завернула к Николе Шишигину. К нему тоже имелось дело.

Войдя в ограду, она увидела, что с сеновала падает под лестницу сено, значит, хозяин наверху, сбрасывает корм для скотины.

– Николай! – закричала Лизка озабоченным тоном.

Никола, угрюмый мужик,  спустился.

– Чего тебе? – недовольно спросил он.

– Да мне-то ничего, – с усмешкой поморщилась Лизка. – Бригадир вон тракторной бригады, Фокин, велел тебе сказать, чтоб собирался и с молочной машиной ехал на центральную усадьбу. Говорит, там ещё с другими мужиками Симонов повезёт вас в город на станцию, комбайны новые получать. Надо с платформ скатывать, говорит, да перегонять в колхоз.

Никола на глазах прямо весь преобразился и просиял. Симонов – инженер-механик колхоза. Но тут главное-то в том, что получать на станции новые комбайны и перегонять их на центральную усадьбу посылают всегда тех, кому комбайны эти предназначаются. А у Николы комбайн, на котором он работал, был старый, изношенный, рассыпался, и он давно надеялся на получение нового. Вот дождался, выходит.

– А почто Виктор Фокин сам-то не пришёл, тебя послал? – спросил Никола с недоверием. – Ты, вроде, и не колхозница вовсе, – добавил он как будто даже с неприязнью.

– Да попутно! Я вон к Кате Никитиной бегала, её в сельсовет вызывают, а я по сельсовету сёдни дежурная, моё дело маленькое, – серьёзным тоном пояснила Лизка. – А сам-то Виктор поехал в Никитовку, там вчера ведь Толька Карпов пьяный корову задавил трактором у Фёдора Павловича.

– Толька Карпов?! – изумился Никола.

– Толька Карпов! Дрова вёз, шары-те налил, не видит, куда и едет!.. Ладно, недосуг мне…

Лизка сердито повернулась и подхватилась бежать, но остановилась и предупредила:

– Имей ввиду, машина молочная уходит в восемь, Васька ждать не станет. Да, Виктор, бригадир-то, ещё сказал, это, чтоб ты сумку с едой взял с собой. Чуть не забыла.

– Учи учёного! – буркнул Никола.

Он поспешно сунул спущенное сено в ясли корове и овечкам и пошёл в избу собираться.

– Куда это ты? – удивилась жена Нина, увидев, что Никола достаёт полевую сумку, переодевается в другую рабочую одежду, в ту, что получше.

– Еду комбайн получать на станцию. От Фокина сейчас прибежали. На молочную машину надо поспеть.

– Ох, ты-ы! – колыхнулась радостно Нина. – Так поешь хоть, Коля, шаньги скоро поспеют, через десять минут достану.

– Хы, шаньги! Васька ждать станет, пока твои шаньги поспеют? Он, как немец, ровно в восемь отчаливает, а сейчас, посмотри, сколько? Полвосьмого. Поди, не съешь все-то за день?

– Съем, как же! – с нарочитым утверждением ответила полная Нина на ехидную поддёвку мужа.

Никола впихнул в сумку полкаравая хлеба, изрядный кус солёного сала, луковицу. Нина завернула ему в газетку два варёных яйца, ещё горячих, которые сварила на салат. Он быстро оделся и пошёл. На дорогу до фермы, если напрямки, через огороды, понадобится минут двадцать, размышлял Никола, не меньше, а было уже без двадцати двух минут восемь, и он торопил свои ноги. Душа ликовала, и шагалось ему легко.

Пришёл как раз вовремя. Сашка-хромой, грузчик, столкал уже молочные фляги в кузов, и шофёр Вася закрывал задний борт.

– Вася, возьмёшь до центральной? – спросил озабоченный Никола.

– Да возьму. А тебе чего там? – спросил он, звучно зевая.

– Комбайны новые пришли, дак получать поедем.

– О-о! – воскликнул одобрительно Вася. Потом задумался на секунды и сказал с сомнением: – А я вчера был в мастерских, что-то не слышал про это.

Стали усаживаться втроём в двухместную кабину «газика». Сашка морщился, он не любил, когда ему на своём законном рабочем месте приходилось тесниться и делить его на двоих.

– Новость-то слышали? – спросил Никола, обращаясь, конечно, к Васе.

– Какую?

– А Карпов Толян вчера в Никитовке дрова возил, ну, поддал, естественно. Да у Фёдора Павловича корову и растерзал гусеницей.

– Нич-чего себе! – удивился Вася.

– Аха. Фокин поехал туда разбираться.

– Да-а, хреново дело! – медленно покачивая головой, вздохнул Вася и сочувственно и тревожно: он тоже любил поддать и возвращался из рейса трезвым редко.

– Он, знать-то, если не выпьет, дак и за рычаги вовсе не садится! – сердито вставил Сашка грузчик, осуждая Тольку.

*   *   *

От Забродовки до центральной было шестнадцать километров неважной дороги.

Пока молочка катила это расстояние, Катя Никитина той порой, перебравшая на ходу все возможные «вариванты», как ей поступить, дошла до сельсовета.

На двери, однако, висел замок. Над замком двумя кнопками была приколота бумажка, на тёмно-коричневом фоне – броская для глаз. Катя принялась читать: «Объявление. Сегодня, т.е. 1 апреля 19… года, сельсовет не работает. Уехали в район на конференцию».

– Кому верить-то? – проговорила Катя в недоумении.

Она долго и растерянно созерцала объявление и вдруг громко расхохоталась: «Первой апрель – никому не верь!»

Сама Катя в молодости тоже грешила таким делом: любила подшутить над другими в этот день, а потому не обиделась, изумляясь только правдоподобности Лизкиной проделки, как ловко та её провела. Она стояла и восхищённо приговаривала: «Ну и артистка! Ой, артистка!.. Алевтинка в декрет!? Да ведь Алевтинке-то скоро полсотни, наверное, если уж не перевалило!.. В декрет! Вот я старая дура, а!»

И Катя весело смеялась, не в силах остановиться.

Трезвый, как стёклышко – уже вторую неделю ни капли в рот, Толька Карпов поздоровался с Катей, проходя мимо и удивляясь, чего это старухе так весело?.. Крыша, что ли, поехала…

*   *   *

А Никола, доехав до центральной, возле мастерских вышел из машины и в приподнятом настроении отправился на поиски инженера Симонова Алексея Михайловича.

Выслушав Николу, инженер сильно удивился, откуда у него такие сведения. Никаких комбайнов для колхоза пока что не поступало на станцию и, естественно, что ехать за ними Симонов никого не приглашал.

– Наверное, это первоапрельский розыгрыш? – высказал он предположение сильно разочарованному механизатору.

Никола обомлел: верно, сегодня же первое апреля! Обманула, значит, его Лизка! Вот стерва-то, а! Ну, как же он, балда, не сообразил? Ведь каждый год эта ведьма кого-нибудь да обманет в деревне так, что об этом говорят и вспоминают до следующего апреля. Вот теперь он посмешищем на целый год станет. Хоть домой не возвращайся.

«Убью ведьму!» – скрежетал Никола зубами, отмеривая обратную дорогу до своей деревни пешком, не переставая, однако, дивиться, до чего правдоподобно Лизка ему набрехала: Симонов на станцию повезёт… с платформ скатывать… сумку с едой возьми…

Виталий Богомолов