Выйди из моего сна и погреми хоть посудой на кухне. Я потихоньку подкрадусь к тебе, стоящей лицом к раковине, и обниму сзади, и мы замрём надолго, прижавшись друг к другу, а потом, не сговариваясь, повернёмся, и ты шепнёшь тихонько «Давай постоим, как лошади»… и мы опять будем долго стоять, положив щёки на плечи друг друга и упираясь носами в шеи. Вдруг ты отпрянешь и скажешь: «Я очень люблю, как они потом фыркают и трясут головами»! И ты покажешь, как они это делают, и засмеёшься тихонько.

А я подумаю: разве бывает счастье больше, чем постоять как лошади? И это так просто! В лифте пока он спускается вниз или на лесной тропинке, а может, и дома во время нелепой размолвки, раздражения, изжоги души просто подойти, взять тебя за плечи, повернуть лицом к себе, посмотреть в твои родные глаза и, ничего не говоря, положить тебе на плечо голову щекой и упереться носом в твою шею, и вдохнуть знакомый запах, почувствовать, как с твоих плеч спало напряжение, и они прижались ко мне, твой нос задышал мне в шею, и стало щекотно…

Помнишь, я бродил одинокий по бурной людской пустыне и всё время натыкался на острые ранящие колючки непонимания и злобной зависти, а когда приходил домой, и пустыня оставалась за дверью, она казалась ещё страшней и непроходимей, а мои попытки одолеть её глупыми, наивными и беспомощными, ничто не могло успокоить меня, сердце не соглашалось так жить и хотело выпрыгнуть, упасть и окаменеть. Ты подходила ко мне, и мы стояли, как лошади, а потом долго переливали тепло и нежность друг другу, ничего не произнося и ни о чём больше не думая. Мы улетали далеко… и вспоминали, что лошади тоже, постояв, вдруг вздрагивали, фыркали с тихим ржанием, трясли головами, а потом легко скользили по полю вместе, будто сросшись боками, и исчезали в роще за лугом…

А однажды пришла боль, не такая мелкая и суетная, которая терзала годами и не было ей исхода. Нет, пришла другая большая невидимая, которую нельзя было обойти или уйти от неё и скрыться. Боль, с которой человеку не справиться одному, и надо идти к другим за помощью, чтобы они  побороли её, и не потому что любят тебя, а потому что так устроен мир: надо его всё время подправлять и поддерживать, а если не делать этого, он погибнет от равнодушия и беспомощности. И люди спасали тебя и всё время говорили, что главное, чтобы человек сам хотел спастись, и тогда внутри есть такая пластина, которую боль не может согнуть. А ты хотела – я это видел, видел… но боль тоже женщина, и у неё есть много уловок, она ослабляется, чтобы ты поверила, что она прошла, что можно расслабиться, а тогда она опять нападает ещё сильнее. И однажды ты не устояла – поверила ей и упала в глубокую яму, такие строят жестокие люди, чтобы поймать неуловимое животное. Они покрывают эти ямы ветками. Приманивают в них вкусными запахами, и наивные, которые верят им, падают на дно и не могут выбраться…но я всегда стоял рядом и ждал тебя, а ты это чувствовала и трудно боролась, а когда сумела одолеть жестокую уловку боли, стала возвращаться и первое, что сказала мне:

«Давай постоим, как лошади!»

Так куда же ты ушла однажды, ничего не сказав мне. Я искал и ищу тебя всюду, но ты осталась только в моих снах.

Так выйди хоть раз из мого сна и погреми посудой на кухне…

А если ты не можешь сделать этого, я сам пойду к тебе, и мы постоим, как лошади, потому что без этого жить невозможно.

Михаил Садовский