Щегольство, переходящее в магию: сложнейшую словесную магию, завораживающую так, что хочется войти в двери страниц, или – иногда – бежать из них: как из рассказа «Истребление тиранов»: магия, растворяющая в себе, невероятная, всё новые и новые ракурсы чудес раскрывающая…

Отрицает ли Шукшин Набокова?

Или Набоков Шукшина?

Да нет – полюсные явления необходимого словесного космоса, чья высота подразумевает изначальную правоту.

Они оба правы: каждый по-своему; лучевая сила прозы Шукшина настолько круто зачерпнута из плазмы народного бытования, что тут с правдой не ошибешься.

Общее?

Нет, невозможно найти: а оно есть: неуловимо-мерцающее – оно: в тотальной крепости предложенных миру текстов, странно, как раньше без них существовал.

Вьётся и вращается набоковская фраза, медленно, словно исподволь прорастают невероятные эпитеты, метафоры с лёгким изяществом осуществляют перевозку, выявляя схожести там, где их не предполагалось…

Работают механизмы фраз Шукшина: так плотник ладит надежное и прочное изделие…

…представить: какую-нибудь из тем Шукшина изложить набоковским, аристократическим языком…

Но зачем?

Тут не нужны завихрения: всё подчинено инакому ладу.

А крепость остаётся та же…

Александр Балтин