В начало: Часть I, Часть II, Часть III, Часть IV, Часть V, Часть VI, Часть VII, Часть VIII, Часть IX, Часть X, Часть XI, Часть XII

XIII

До посёлка Упорово машиной езды часа два с лишним.
Лесная дорога, проложенная усилиями, видимо, не одного поколения, была обычной, как все такие дороги, скупа на прямые перспективы и удобна более для пешеходов – грибников, рыболовов, охотников, чем для машин. И первое, что дохнуло на них,- густая волна крепкого и тёплого смолистого запаха хвои. Он стоял здесь густой, чистый и острый, как крепкое пьянящее вино.
— Хорошо, что отец живет в райцентре. Да ещё в таком знаменитом, с давней историей. В древности тут жили саргатские племена. В Упорово десятки археологических памятников, городищ, поселений. Об этом крае существует много интересных историй и легенд. Говорят, что «Сибирская коллекция» Петра I состоит из очень драгоценных изделий, обнаруженных здешними археологами.
— Так и прославившиеся Лыковы живут где-то здесь?
— Да. Деревня называется Лыкова.
— Я читал в «Комсомолке» Василия Пескова «Таёжный тупик».
— А телефильм «Лыковы из деревни Лыковой» смотрел?
— Был такой? Нет, не довелось. Но посмотрел бы с удовольствием.- Я уже, конечно, с историей края знаком, но узнавание, по-моему, бесконечно. Лучше об отце расскажи. Как это он умудрился ноги свои отморозить? Ведь мужик-то он крепкий, бывалый.
— Косуля, говорит, в дебри завела. А он потерял контроль в азарте охоты. Утратил ориентиры. Зима была лютой. Его охотники обнаружили, не то бы совсем замёрз. Здесь озёр много, рек, рыболовство больше развито, но отец и в Архангельской области охотился, и здесь не изменил своему увлечению. А местность особенно не знал тогда.
— Жаль мужика. А твой родной отец жив?
— Если честно, не знаю. Он нас оставил, когда мне и годика не было. Не помню его. Меня воспитал Степан Ильич. Он и есть мой отец.
— Я тоже смутно помню своего. Пять лет где-то мне исполнилось, когда он уехал на Север. Безотцовщина получается при живых отцах. И войны нет. Мать жалко. Мне кажется,- она до сих пор его любит. А твоя мать, что же бросила-то Степана Ильича?
— Она у меня непоседливая. Я её не осуждаю. Поехала в Италию на заработки, вышла там замуж и осталась. Звала меня. Но мне тут нравится, да и папе нужна была помощь. Ой, смотри, смотри, загородный дом Дмитрия.
— Вижу. Он предлагал мне купить, но в то время таких денег у меня не было, даже рассрочку предлагал по-дружески, но я был не готов к этому. Но тот, кто купил, не прогадал, хорошая усадьба. Ты ведь её хорошо знаешь?
Зинаида, ни капельки не смутившись, ответила:
— Да, мы в основном здесь и встречались. Давно это было.
— А долго встречались?
— Странно, что Дима тебе не рассказал. С такими, как он, мужчинами долго не встречаются. Он на уме себе. Не то, что ты, открытый весь, как на ладони.
— Ущербный, короче.
— Заметь, это ты сказал, не я. Наивный ты, в женщинах мало понимаешь. Потому и не остановишься никак. Всё и все тебе не так.
Андрею как-то стало не по себе, неприятно, и он умолк.
— Подъезжаем,- нарушила тишину Зинаида.- Вот там, где зелёные ворота, остановишь.

***

Почти в центре посёлка высился далеко не новый двухэтажный дом в чеховском стиле. Скромная ограда – деревянный частокол. Рассчитан для проживания двух семей, имеет два входа. На первом этаже в однокомнатной квартире и жил Степан Ильич. На втором этаже в двух комнатах проживала семья сиделки. Весь дом принадлежал Степану и Зинаиде. Второй этаж они сдавали в наём.
Зинаида первой поспешила в дом; Андрей задержался, чтобы забрать коляску из машины. Навстречу ему спешила женщина средних лет.
— Я вам помогу. Здравствуйте. Проходите.
— Ничего, ничего, я сам.
Когда Андрей вошёл в комнату, он увидел у стены на кровати… глаза, большие пытливые глаза, устремлённые на него. Этот взгляд как будто вытекал из неведомой глубины подобно таинственному родниковому ключу.
Андрей внутренне сжался. Так содрогаются, когда неожиданно встречаются с чем-то необъяснимым, но до боли знакомым.
— Здравствуйте, Степан Ильич.
— Проходи, проходи, зятёк. Давно хочу с тобой познакомиться.
— И я рад нашей встрече.- Пожал руку хозяину. Вот вам коляску привезли, в ней много функций, новейшая модель. Смотрите, что тут в инструкции пишут: «Многофункциональная инвалидная коляска MILLENIUM RECLINER (REC — хром), (Италия) У модели инвалидной коляски OSD Recliner регулируется угол наклона спинки до 160 градусов, предоставляя возможность пациенту спать, не покидая коляску. Также снимаются подлокотники и подножки. В подножках также регулируется угол наклона. Инвалидная коляска OSD предоставляет отличный комфорт и функциональность, оставаясь удобной в управлении, надежной инвалидной коляской».
Давайте испробуем? Вы сможете с нами сидеть за столом.
Взяв в охапку Степана Ильича, Андрей ощутил возникшую откуда-то из глубин подсознания теплоту. Их взгляды прикипели друг к другу.
Каким-то седьмым чувством он почувствовал что-то похожее на таинственную связь с чем-то вечным, естественным и родным, связь, которая никогда не исчезает. Его настигло что-то роковое: он кто? Степан, тот из далёкого детства. О-т-е-ц, это, это ты? Мужчина содрогнулся.
— Ты, ты-ы-ы мой Андрей? Сын?
Женщины смотрели на них, ничего не понимая. Первой очнулась Зинаида.
— Неужели?
Что тут началось. Каждый хотел первым что-то рассказать, напомнить. Степан Ильич вспомнил, откуда родом, Одессу, покойного брата Игната, как уехал, как его потом завертела жизнь, как познакомился с матерью Зинаиды, и они переехали к её родным в Тюменскую область.
Андрей извинился, вышел на улицу. «Невероятно. Он же бросил нас с мамой, канул, столько лет…» Андрей, тем не менее, не почувствовал зла к этому человеку.
— Мамочка, здравствуй, родная,- кричал в телефон,- как ты там? Не знаю, обрадуешься ли ты или нет, но я нашёл отца. Да, да, Степана. Сейчас мы с Зиной у него. Оказалось, что это он воспитал Зину, он её отчим. Почему ты молчишь?
— К-к-ак это? Сыночек, извини. Я перезвоню тебе.
«Неожиданно это для неё. Не завидую»,- подумал Андрей.
Строго и безучастно ведет каждого из нас судьба; мы не всегда чувствуем её чёрствую ненасытную пасть, готовую проглотить нас со всеми потрохами.
Пока мы обманываемся, лжём, лавируем,- на что-то надеемся,- эти уста голодают. Но истина всегда рядом с ними, и они растягиваются в злорадной улыбке.
И та малость правды, информации, которая становится доступной, порой обезоруживает, связывает руки, превращая нас в безмолвные существа, в истуканов, что ли. Так и у Клавдии Ивановны пропал дар речи от сообщения Андрея о Степане.
Андрей вернулся в комнату. Женщины как-то незаметно вышли на кухню. Степан с глазами загнанного волка смотрел на Андрея.
— Прости, сынок. Я виноват перед вами, перед мамой, тобой. Не суди строго. Бог наказал меня за всё. Я часто вспоминал вас. Хотя нет… Что бы я сейчас тебе ни говорил в своё оправдание, не верь. Подлец я.
— Бросьте, Степан Ильич. Не стоит корить себя. Всё в жизни случается так, как должно случаться. Не мне вас с мамой судить. К чему доказывать, да ещё взвешивая каждое слово, что ты не верблюд. Тут всё понятно, лежит на поверхности. Между вами, дорогие мои, не было любви, потому и расстались. И кого здесь винить? На жизненном торжище всегда кто-то предлагает, а кто-то покупает. На этом рынке шумно, и без обмана не бывает, и кристальная правда – редкость.
— Но главная правда другая. Она в том, что торг идет постоянно: каждый день покупает у каждого из нас отведённое время на жизнь, понимаешь?
— Да. И, если такой товар, как мы, в цене, значит, истина, — над нами, в вышине!- почти в рифму сказал, улыбаясь, Андрей.
— Вот именно. Судьбу и конём не объедешь, так в народе говорят. Тут ещё и с молодости спрос. Кто в молодые годы особо задумывается о последствиях; максимализм, болезненное самолюбие верховодят поступками, о чём потом сожалеешь всю жизнь.
— И не говорите. А сейчас нам надо думать, как жить дальше.
— У тебя как с Зиной? Судьба у неё не из лёгких. Как сорвалась с колёс в ранней юности, так и понесло её. Зине не повезло ещё и потому, что жизнь её началась не с фундамента, а с воздуха – учиться никак не хотела. Мать потакала: сама недалеко от неё ушла. А мне, не родному отцу, сам понимаешь,- слова особо не давали. Дочь теперь у вас. О ней надо думать в первую очередь.
— В том-то и дело.- Ну да ладно. Не за тем встретились. А Зина давно не безразлична к рюмке?
— Ты заметил?
— Не заметил, а ощутил, сами понимаете, как это.
— Да, не позавидуешь. У них в роду все пьющие.
— И мать?
— И мать.
— И как же вас угораздило?
— Рюмка и свела. Я ведь тоже в молодости заглядывал в неё. Не помнишь?
— Да малец я был, смутно всё. Я бы и вас не узнал, если бы не ваши глаза.
— Клавдия со мной намыкалась. Любила меня. Подлец я этакий. Ну, а с Зинкой-то как? Душа у неё добрая. Но ты с ней — построже.
— Построже, – себе дороже. Надоели скандалы.
— Я тоже поговорю с ней. Хотя, что говорить? Как горохом об стенку. Но приезжать ей нетрезвой сюда я запретил. Соблюдает. И то уже хорошо.
— Спасибо, как-то будет. Она мягкая по природе, лирик в душе, и, кстати, не без искры дарования. Начинала даже писать стихи, довольно неплохие. Но заливает эту искру то слезами, но больше водкой. А, если уж не поэтом, то певицей могла бы стать, это точно.
— Так дед у неё пел тут в храме. Люди помнят. Ну, сынок (позволь мне хоть на старости лет тебя так называть), спасибо тебе. И за коляску спасибо. Знаешь, а если бы не Зина, мы бы и не встретились. Может, это и была её главная задача на земле?!

***

На обратном пути ехали с Зинаидой молча. Каждый думал о своём.
Все, что он в браке с ней терпел, болело в нем с каждым днём всё сильнее.
Андрей был достаточно умён, чтобы презирать унаследованные от простого рода черты и не затушёвывал их каким-то современным лоском и высокомерием.
Тем не менее, фривольное поведение Зинаиды, да ещё в коллективе, его смущало, если не сказать больше. С кем угодно пойдёт в буфет, в мужскую курилку, убивает время примитивными россказнями, неприличными анекдотами, развязно ведёт себя с мужчинами.

***

Вскоре эта вся история стала достоянием журналистов, Андрей отказывался от интервью, но в печати появились заметки, статьи, фотографии Степана, Зины. Он не понимал всей этой шумихи. Просил отца не откликаться на каждую просьбу поговорить на эту тему. Но она оказалась очень востребованной в обществе.
Андрей волновался за мать. Звонила изредка, в её голосе он слышал какие-то нотки обиды. В последнем разговоре он всё же решился сказать ей об инвалидности отца.
— Мама, Степана Бог, наверное, за нас наказал: он без обеих ног…
— Что-о-о? А кто с ним?
— Да, живёт один. Мы наняли ему сиделку. Он привет тебе передаёт.
— И ты ему передай и от меня, и от тёти Кати. Как Машенька? Не дождусь, когда её, внучечку, увижу.
— Увидишь, увидишь.
— Может, вернётесь в Одессу? Всё же тут климат хороший.
— Нет, мама, после всего, что произошло там у вас, тот климат нам не походит. Понимаешь, о чём я. А, может, ты к нам? А? Жить есть где, и все будем вместе.
— Скажешь такое.
— А ты не хочешь позвонить Степану? Он был бы рад. Запиши телефон.
— А ты как советуешь?
— Я как считаю? Я бы позвонил. Ему не позавидуешь, хотя держится молодцом. Подумай, мама, над тем, о чём мы говорили.
— А как на мой переезд посмотрит Зина?
— Зинаида? Да она согласна. Обнимаю. До связи.

Светлана Демченко

Продолжение следует…