Не надо забывать,
Что переводы
Должны не рознить,
А сближать
Народы…

Б.Заходер

Когда-то давно, и, кажется, уже совсем в другой жизни, учительница природоведения в школе, объясняя нам различие между живой и неживой природой, поведала, что к живой относятся растительные и животные организмы, а к неживой – реки, моря, овраги и камни.

В 3-м классе принимаешь на веру все, что говорит учитель. Немедленно пожалев бедных представителей неживой природы, я тут же представила себе огромное разнообразие камней. Громадных и крохотных, потрескавшихся от старости, и гладких, как кожа младенца, излучающих и поглощающих свет, всевозможных форм и расцветок от пенно-белой и нежно-розовой как морская раковина, до темно-серой с ржавыми разводами – цвета печали, цвета вечности.  Знала ли я, что почти через сорок лет снова испытаю это чувство соприкосновения с вечностью, бродя мимо серых плит Александро-Невской Лавры?.. Но обо всем по порядку.

Редкий питерский дождь тихо сыпал на покрытый наледью асфальт. Мы стояли перед  некрополем Александро-Невской Лавры и ждали  экскурсовода.  Им оказалась  миниатюрная миловидная девушка, и экскурсия началась.

Хорошо поставленным мелодичным голосом она произносила заученные фразы. Маршрут  был проложен мимо наиболее примечательных захоронений Лазаревского кладбища – на нем нашли покой многие знаменитые люди 18-го века — Ломоносов, сенатор и писатель А.А.Столыпин, архитектор Андрей Воронихин. И там же похоронена Наталья Николаевна Ланская (в первом браке – Пушкина).

Перейдя через дорогу к монастырю, оказались на Тихвинском кладбище. Его еще называют Некрополем мастеров искусств. На нем мы задержались дольше. Какое-то сладостное благоговение наполняло меня, словно заново и с невероятной силой открывался смысл давно знакомых строк В.А.Жуковского, чья могила тоже была здесь:

Не говори с тоской: «их нет»,

Но с благодарностию: «были»

— А вот могила всем известного поэта-баснописца И.А.Крылова, 250-летие со дня рождения которого мы будем отмечать в 2019 году. Как видите, надгробный памятник представлен в виде пилона из темно-серого камня, на котором высечено имя поэта и даты его жизни. Пилон как  форма памятников восходит к древнеримской традиции. А рядом — обратите внимание! – уже другой пилон. Это могила  поэта и переводчика Николая Ивановича Гнедича. Под портретом надпись «Гнедичу, обогатившему русскую словесность переводом Омира. Речи из уст его вещих сладчайшие меда лилися». О чем же говорит эта надпись?

— О том, что он считался лучшим переводчиком «Илиады» Гомера на русский язык, — тихо сказала я.

— Верно. Как видите из дат жизни и смерти, в 2019 году 13 февраля отмечается  235 со дня его рождения, а умер он в 1833 году 15 февраля в возрасте 49 лет.  Ну, а дальше, пройдемте к могилам историка Н.М.Карамзина и поэта В.А.Жуковского.

Группа тихо двинулась по шуршащим гравием дорожкам. Я задержалась около  памятника Н.И.Гнедичу, вглядываясь в профиль на камне. Дождь усиливался, оставляя  по пилону разводы. Словно темно-серые слезы на темном граните. «Помните, не забывайте, не забывайте», — шелестел дождь.  Струились слезы по памятнику, бороздили надпись: «Речи из уст его вещих сладчайшие меда лилися». И захотелось вспомнить, ибо память о мертвых – совесть живых…

***

Родился будущий писатель в Полтаве 13 февраля (2 февраля по старому стилю) 1784 года. Родители его были людьми родовитыми, но очень бедными.  Маленький Николай очень рано потерял мать, а потом и сам оказался один на один со смертью. Оспа, прививки от которой еще не были распространены в то время (первую в России противооспенную прививку сделала себе Екатерина 2-я в 1768 году), свирепствовала безжалостно. Большинство тех,  кто выживал после этой болезни, оказывались изуродованными. Возможно, поэтому в старину пользовалась популярностью полная форма известной поговорки: «Пройти огонь и воду, медные трубы, чертовы зубы, Крым и рым». Под «чертовыми зубами» подразумевалась болезнь, и большей частью оспа. Именно она оставляла на теле и лице выжившего человека следы-шрамы.

Недуг  не только изуродовал лицо будущего поэта и переводчика, но и лишил его правого глаза. Но – видно и впрямь в природе всегда работает закон баланса – обделив в чем-то одном, она воздает сторицей в другом. Гнедича формировали и воспитывали книги и люди, читавшие и почитавшие «чтение доброе». Отец Гнедича завещал полтавской гимназии 1250 томов библиографических изданий, а ректором «словенской семинарии», где учился будущий переводчик «Илиады», был специалист по древним и европейским языкам.

В 1793 году мальчик отправляется на учебу в Полтавскую духовную семинарию, а через пять лет было решено перевести эту школу вместе с учениками в Новомиргород из Полтавы.  Узнав об этом, отец Николая, забрал сына из учебного заведения и послал в Харьковский коллегиум. Эта была самая лучшая украинская школа в то время. Коллегиум будущий поэт окончил в 1800 году, после чего уехал в Москву и поступил в Гимназию Московского университета в качестве пансионера. Но уже через несколько месяцев юношу за прекрасные успехи в учебе перевели студентом на философский факультет, который он блестяще окончил в 1802 году.

1802-й был знаковым для Гнедича – он впервые увидел плоды свои переводческой деятельности в печати.  Это была трагедия «Абюфар» Ж. Дюсиса. В это же время публикуется и собственное произведение 18-летнего писателя – повесть «Мориц, или Жертва мщения». А через год в свет выходят два перевода из Шиллера (любовь к этому поэту Гнедич пронес через всю жизнь) – роман трагедия «Заговор Фиеско» и «Дон Коррадо де Герера». О молодом переводчике и поэте заговорили как о многообещающем авторе. Но слава, как и любовь не всегда дружит с деньгами. Их катастрофически не хватало, и планы на дальнейшую учебу были оставлены. В том же 1802 году поэт переезжает в Санкт-Петербург, где определяется на службу  в департамент народного просвещения. Там он прослужит до 1817 года.

Все свободное время писатель уделял занятиям театром и литературой и достиг в этой области больших успехов. Глубокий проникновенный голос, огромная начитанность, умение артистично преподнести материал открыли перед Гнедичем двери дворцов графа Строганова и президента Академии художеств А.И.Оленина. Благодаря покровительству последнего (их объединял  общий интерес к античному искусству), Гнедич в 1811 году был избран в члены Российской Академии и назначен библиотекарем публичной библиотеки в отделении греческих книг.  Улучшилось материальное состояние, появилось больше свободного времени. Гнедич  познакомился с Пушкиным, Крыловым, Жуковским, Державиным и некоторыми будущими декабристами. Именно Гнедич оказал влияние на декабристов, искавших в современности образ поэта-героя. Таким он и предстает в речи Гнедича: О назначении поэта» «Чтобы владеть с честию словом, должно иметь более мужества, нежели владеть мечом. Поэт не должен отделять любви к славе своей от любви к благу общему».

Само дело литератора Гнедич определял как подвиг и относился к нему с благоговением: «Перо пишет, что начертается на сердцах современников и потомства». А «…изучение древних, питая и укрепляя разум, облагораживает и душу… Она растет и возвышается с великими мужами».

В 1807 году Николай Иванович приступил к главному делу своей жизни – переводу «Илиады» Гомера.

«Сладчайшие меда» поэмы возникли не сразу. Вначале Гнедич стал переводить «Илиаду» александрийским стихом – шестистопным ямбом. Фактически он продолжил дело первого стихотворного переводчика «Илиады» Ермила Кострова. Тот перевел первые шесть песен гомеровской поэмы александрийским стихом. В 1809 году Гнедич издает седьмую часть поэмы в том же размере.

Но уже в 1812 году он отдал преимущество гекзаметру – незаслуженно забытому шестимерному античному стиху. До этого времени гекзаметр в своих стихах использовал только В.К.Тредиаковский, а его слог был очень трудным. Обращение Гнедича к гекзаметру можно считать своеобразной революцией в переводе. По собственному выражению Николая Ивановича он «имел смелость отвязать от позорного столба стих Гомера и Вергилия, привязанный к нему Тредиаковским».

Поэт мужественно уничтожил  шестилетний труд, и только в 1829 вышло полное издание «Илиады», переведенное размером подлинника. Публикация вызвала восхищение современников. Пушкин написал о поэме  восторженные строки:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;

Старца великого тень чую смущенной душой.

Правда, он же затем прошелся по переводу ехидной эпиграммой:

Крив был Гнедич-поэт, преложитель слепого Гомера,

Боком одним с образцом схож и его перевод.

И тем не менее, Пушкин оставался одним из самых горячих почитателей перевода Гнедича.

Современному человеку трудно представить, с какими сложностями имел дело новый переводчик «Илиады». Вот только один из примеров, доказывающий, в каком мучительном поиске пребывал переводчик. Ахилл у Гнедича говорит об Агамемноне «псообразный». А.Н.Оленин считал, что это слово надо перевести как «песоокий», а еще был вариант «песьевзорый».

Перевод был окончен в 1826 году. Василий Андреевич Жуковский, которого все характеризовали, как добрейшей души человека, написал Гнедичу искренние заботливые строки: «Поздравляю с завершением великого подвига жизни. Вот мой совет: не спеши являться с трудом своим в свет».

Гнедич так и поступил – опубликовал поэму лишь спустя три года, а до той поры тщательно перечитывал и поправлял. И успех превзошел ожидания многих, а лучше всех, пожалуй, высказался критик Белинский: «постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу».

Помимо переводческой деятельности, Николай Иванович был известен и оригинальными произведениями. Лучшим из них считается стихотворение «Рыбаки». Именно в нем дается изумительное и очень лиричное описание белых ночей. Это описание цитировал Пушкин в примечании «Евгению Онегину»:

Вот вечер, но сумрак за ним не слетает на землю;

Вот ночь, а светла синевою одетая дальность:

Без звезд и без месяца небо ночное сияет,

И пурпур заката сливается с златом востока;

Как будто денница за вечером следом выводит

Румяное утро.

***

«Сердце человеческое не умирает и не изменяется, ибо сердце принадлежит ни нации, ни стране, но всем общее; оно и прежде билось теми же чувствами, кипело теми же страстями», — писал Гнедич в предисловии к своему переводу «Илиады». Трудно найти строки лучше, тоньше и проникновеннее характеризующие самого Николая Ивановича, чем эти. Сердце человеческое не умирает и не изменяется. Но смертна его оболочка…

Болезни, начавшиеся еще в детстве, не оставляли его. Писатель несколько раз ездил лечиться на минеральные воды Кавказа. Это помогало лишь на время. В 1830 году недуги обострились с новой силой, прибавилась еще и боль в горле. Лечение в Москве искусственными минеральными водами не принесло облегчения. 15 февраля 1833 года через два дня после своего рождения, Гнедич умер от осложнений гриппа в возрасте 49 лет. Семьи у него не было – единственной страстью его были литература, театр и книги.

«Нет, весь я не умру /Душа в заветной лире /Мой прах переживет /И тленья убежит» — восклицал великий современник Гнедича. Глядя на скромный серый камень в некрополе  искусств, щедро омытый слезами дождя, хотелось в это верить. У меня не было в руках цветов, а очень хотелось положить их к подножию памятника человеку, «обогатившему русскую словесность переводом Омира». Возможно, его дух примет это маленькое эссе как благодарную дань памяти. Ведь все мы живы, пока о нас помнят. Или хотя бы вспоминают…

Ляман Багирова