Было это давным-давно, ещё перед тем, как на голове земного шара проявился ещё один континент (то есть на заре эпохи гласности) жили-были три приятеля. Долго ли коротко ли, собрались они как-то за бутылочкой своего традиционного вина из одуванчиков и стали думу думать…

— Вот смотрите, — сказал первый, рубанув ладонью воздух перед собой, — если мы внимательно посмотрим, то в исторической ретроспективе можно обнаружить, что в более или менее сильных государствах или в государствах набирающих силу в любые эпохи и в любых цивилизациях поддерживалось в первую очередь искусство классического направления. Это неизбежно хотя бы потому, что это направление является наиболее жизнеутверждающим и легко может быть приспособлено для пропаганды больших, глобальных идей. А что мы наблюдает у нас в стране сейчас, что мы можем видеть в странах промышленно развитых? Совсем противоположную тенденцию! Не есть ли это показатель начала конца? Или весь мир повернулся к нам одной и совсем не лучшей своей стороной, и мы, значит, что-то не понимаем? Или это одно из условий как раз этой самой пропаганды, вернее антипропаганды? Контрантипропаганды антижизнеутверждающего мировоззрения? Или в этом, что мы можем наблюдать, следует искать зачаток новой цивилизационной модели и росток новой силы, то есть чего-то принципиально нового, что должно прийти на смену нынешним силам, новые эмоциональные приоритеты?

— Ты не на том делаешь акцент, — сказал второй. — Есть искусство растворения в измерениях реальности, то есть то, что именуется обычно искусством мистического поиска или свободного творчества, и есть, наконец, искусство приближения к мистической оси, соединяющей небо и землю, — он поднял палец правой руки, указав на потолок, а точнее на ржавое пятнышко – неудаляемый, несмотря на все старания, знак былой протечки. — Важнее то, как мы можем соотнести себя с понятием свободы или, что правильнее и точнее сказать, так называемой свободы. То, что в массовом сознании преподносится как свобода есть лишь одна из форм рабства. И это единственная модель, которую выгодно пропагандировать. Или, если точнее, на этой модели строить нечто подобное пропаганде. Только личность, находящаяся под глубоким и непрерывным гипнозом, в той или иной степени может считать себя свободной в рамках нашей действительности вне зависимости от культурного окружения и социального статуса. Но это не значит, что следует паниковать или опускать руки. Если мы обнаруживаем перед собой те ли иные препятствия, пусть их даже и слишком много, значит это указывает, что мы на правильном пути. Не значит это и то, что творческий порыв, выходя за пределы рамок контроля внешнего короля, несёт с собой непременно разрушительные тенденции и деструкцию? Когда осенью опадают с деревьев листья и увядают травы, они через какое-то время образуют почву, на которой могут вырасти следующие поколения деревьев и трав. То, что может видеться с одной точки зрения как нечто хаотичное, с другой точки зрения есть формирующаяся или формируемая системность. Вот в чём корень. Поэтому нет никакого особого смысла делать или развивать то, что изобрели художники в начале века ХХ или полувеком позже, нет никакого резона всецело и полностью уповать исключительно на те новые и новейшие технологии, которые может использовать искусство в настоящее время, заимствуя тем самым в той или иной степени чуждую ему системность из сферы научной. Посмотрев на существующую ситуацию без предубеждений, можно сделать очень интересные выводы и в результате оказаться у истоков ‒ у истоков новой системности, возможно, и мировоззренческого характера, новой интеллектуальной парадигмы.

— Вы оба рассуждаете об абстракциях, — махнул рукой третий и крутанул монетку на столе, отчего та завертелась как волчок. — Абстракции и идеи должны иметь твёрдую почву. ТО искусство на виду, ТО искусство лучше остаётся в памяти, хранится и сохраняется, которое поддерживается финансово, которое покупается и целенаправленно сохраняется людьми пусть и скупыми, но зато и бережливыми. Даже если моя работа талантлива и что-то значит, как культурный феномен, но её оценят по достоинству лет через двести, от этого мне сегодня ни тепло, ни холодно. Сможет ли не оценённое вовремя сохраниться до времени, когда его смогут оценить по-настоящему — вопрос скорее риторический. Сколько работ талантливых художников сгнило в чуланах, да и в настоящее время просто выкидывается наследниками как мусор — не пересчитать. То, что обычно именуют талантом художника, имея ввиду его мастерство, на практике является талантом вовремя сообразить, что именно от него ожидает зритель или покупатель, или, лучше сказать, талантом прагматического расчёта, что может ожидать от него зритель завтра или послезавтра. Не интуиции, упаси мен бог от мистицизма, а именно расчёта. И только когда есть стабильное материальное условие пропитания и проживания в целом и у художника, и у зрителя, только после этого мы можем начинать рассуждать о физическом и психическом здоровье их обоих, об идеях, открытиях, закрытиях, о философии и о прочем…

Монетка крутилась всё медленнее, и все трое внимательно наблюдали, как будто бы стараясь угадать, орёл или решка окажется вверху, когда она упадёт плашмя. Но, уже сильно замедлившись в движении, монетка разделилась на две половинки, и одна половинка легла вверх решкой, а другая орлом. Приятель, раскрутивший монетку, усмехнулся, глянув на собеседников.

— Старый трюк, — сказал первый. — Ты склеил две монетки на время.

— И решил, что мы загадаем, как она остановится, стоя на ребре, — добавил второй…

…Это был не совсем обычный человек. Ни то чтобы он взялся ниоткуда, но его стратегия была настолько рациональна, что вызывала откровенное подозрение… Этот человек не демонстрировал суетливости или эмоционального напора, он просто ходил от галереи к галерее, от фонда к фонду, от одной редакции журнала к другой, высказывал мысли о новых проектах, писал заявки на гранты и предлагал свои идеи. Насколько оригинальными или банальными были эти идеи, рассуждать трудно, поскольку в их существо почти никто не вникал, а потому об их содержании сказать что-либо теперь почти невозможно. Правда, кое-какие сведения остались. И только поэтому о нём теперь можно что-то рассказать.

В галереях при первом визите обычно в нём видели праздно шатающегося посетителя, и поначалу вежливо терпели, чуть позже, когда он начинал выражать осведомлённость в вопросах искусства и задавал несколько профессиональных вопросов, его на какое-то время принимали за потенциального покупателя и отвечали повышенным вниманием. Когда же он предлагал, наконец, ознакомиться с его творческими идеями, когда он доставал папку с чертежами и фотоальбом, то в лучших и редких случаях, этот альбом бегло просматривали сонным с паволокой рассеянным взглядом, в худших случаях просили удалиться, поскольку галерея закрывается «на обед» или «для приватного мероприятия» и пр., в нескольких случаях сразу, не глядя в альбом, предложили внести несколько тысяч долларов, встать в очередь, арендовать помещение на месяц в следующем году и представить таким образом публике свою программу.

Человек же искал другого, он не собирался становиться ядром нового движения или направления, не собирался стричь купоны со своих идей, тем более не собирался кормить работников галерей, он надеялся, что можно организовать настоящее конструктивное и деловое сотрудничество, конструктивную координацию, интересную максимальному числу задействованных лиц. И при том без заимствований чего бы то ни было у предшественников или у соратников, не тратя время на побочные и скорее всего малоэффективные мероприятия. Именно поэтому он не ходил на вечеринки и на открытые презентации, на публичные обсуждения, на «артпрезентиации» и на открытые банкеты… В редакциях его статьи вежливо брали, и они исчезали бесследно в каких-то архивных залежах. Нет никакого намёка на то, что кто-либо из сотрудников или редакторов когда-либо изучил хотя бы один из этих материалов до конца, иначе бы… Иначе в дальнейшем было бы всё по-другому, хотя возможен ли в данном случае излишний оптимизм?

Наконец, человек решил, что хватит тратить время попусту, следует всё организовывать самому. Когда его заметили, это был не первый созданный им проект, но проект, видимо, наиболее знаменательный, если делать отсчёт с начала их списка. Три высоких луговых холма были им оборудованы невысокими вышками с металлическими громоотводами. Высота вышек, по всей видимости, была обусловлена величиной его личных финансовых возможностей. Но примечательно было то, что от каждой вертикальной «антенны» вдоль земли тянулась замысловатым узором проволока. Около одной из вышек эта проволока образовывала что-то вроде извивающейся в воздухе спирали, образующей тороидальную конструкцию, поддерживаемую изоляторами, внутри которой на небольшом расстоянии друг от друга находились два конца провода — два контакта, то есть два конца толстой проволоки, между которыми было сравнительно небольшое расстояние. Особенностью сооружения на другом холме было то, что проволочный узор располагался над землёй на воздушных конструкциях из изоляционных опор в три слоя, причём каждый слой был организован по своему принципу… Около третьей вышки конструкция была ещё более замысловатой… В общем, без чертежей, одними словами, это описать не просто.

Человек жил около своих сооружений в палатке всё лето. К нему то приезжали знакомые, привозя продукты и какие-то бытовые мелочи, то уезжали. За это время он, до сего лета аккуратно брившийся, оброс рыжеватой бородой, подружился с местными пастухами и поссорился дачниками из посёлка за речкой, находящегося на достаточном отдалении от холмов. Но не это было главное. Главное было то, что он ждал грозы. Половина лета прошла впустую, если не считать некоторые незначительные усовершенствования до сего времени незадействованных конструкций.

Только после второй грозы во второй половине лета человек смог обнаружить настоящие недоработки, когда электрические разряды нашли неучтённый и более короткий путь к земле. Интереснее было позже, когда организованная им видеосъёмка могла зафиксировать вспыхивающие замысловатые картинки из коронных разрядов и быстро движущиеся и меняющиеся горящие как будто в воздухе знаки и символы, складывающиеся во фрагменты узоров. Это были вспышки вдоль установленных им проводов. Один раз внутри тороидального сооружения по дуге пролетел маленький светящийся шарик, который удалось заснять только на фото, и который растаял в воздухе. Причём снимок получился без должной фокусировки и с точки зрения документального подтверждения случившего события сомнительный.

После каждого удачного опыта и после нашествий мальчишек из близлежащего села приходилось основательно ремонтировать конструкции. Когда к концу лета приехал оператор местного телевидения, вызванный неизвестно кем, грозы в ближайшее время как раз и не предвиделось, а все три конструкции были основательно потрёпаны недавними шальными визитёрами со стороны дач. Съёмка в грозу была бы, вообще то, почти невозможна, поэтому ещё неизвестно, повезло ли оператору… В результате чего в ещё одном видеоархиве осел странный материал из нескольких почти статических сцен, на которых можно было различить только нечто вроде начинающейся спонтанной свалки проволочных конструкций.

Автор этой инсталляции, то есть автор конструкций сказал несколько фраз в камеру на фоне своих сооружений что-то о соединении неба и земли, о виртуальных коммуникационных системах и об электроразрядах и, в первую очередь, об электроразрядах большой мощности как о материале искусства и творчества, об особых фактурах электрических явлений в смысле их художественного звучания, наконец, о генерации шаровых молний, о плазмоидах и подобных им явлениях как об особом разделе современного искусства… И хотя отснятый материал по всей видимости оказался «бросовый», оператор уехал в хорошем настроении, подкреплённый должной дозой горячительного, ознакомленный с интересным рецептом греющего душу напитка из жёлтеньких луговых цветочков. А ведущий-комментатор впоследствии, не найдя ничего лучшего, вдруг решил назвать героя сюжета современным последователем Николы Тесла.

Один раз озадачило автора проекта неожиданное появление родоверов, устроивших вокруг его конструкций три хоровода. Этот эпизод прошёл всё же, несмотря ни на что, на волне взаимной терпимости и вежливом внимании к миссии друг друга. А далее судьба конструкций, которые их автор именовал «Художественном воплощением новой активной пластики», неизвестна…

Для осуществления одного из последующих проектов человеку пришлось проявить достаточное количество организаторских способностей, скоординировав ресурсы нескольких групп, занимающихся флэш-мобом. Однако в целом проект был как будто менее зрелищным: по городскому тротуару двигалась «очередь» средней длинный в два-три десятка человек; с одной стороны к очереди подходили новые участники, которым на ухо тут же передавалась некая информация; с другого конца «очередь» примерно с той же мерой интенсивности таяла за счёт отделявшихся от неё людей.

Даже при ускоренной прокрутке видеосъёмки что-то особенное различить было проблематично. Хотя участники акции потом долго обсуждали и передавали своим знакомым особенности новой формы поэтической импровизации, а организатор проекта после его проведения внимательно изучал подробную карту города и обозначенные на ней маршруты сложились не то в гистограмму, ни то в каллиграфическую вязь…

Осуществление одного из последующих проектов было связано с техническими сложностями. Организатору пришлось долго собирать информацию о пространственном расположении маршрутизаторных центров, серверов и других узловых центров различных компаний, работающих в области ресурсов интернета, пообщаться с программистами и хакерами. В результате ему удалось найти нескольких помощников для создания специализированных балластных программ и для программ, отслеживающих работу программ первых. Идея заключалось в том, чтобы не только запустить информационные потоки по заданной реальной пространственной конфигурации, минуя по возможности зоны радиосвязи, но и обеспечить такую плотность и повторяемость информационных потоков по путям пространственно заданной конфигурации, которая благодаря этому могла бы на этом уровне быть выражена в размерах физической массы и скорости; поскольку при каждом незначительном изменении и смещении маршрутов, изменения которых были привязаны к погодным условиям того или иного региона, должна была обеспечена плотность многократного использования каждого маршрута.

Параллельно был налажен канал информации, обеспечивающий съёмку данных о световых явлениях в ионосфере земли не только приполярных зон, но и зон средних широт, зон тропиков, и экваториальных. Активизация ионных фонтанов и некоторых других явлений в высоких слоях атмосферы была, столь невелика, что информационные службы, отслеживающие этот сектор, не обращали на подобные явления какого бы то ни было пристального внимания. И только когда в низких широтах на ночной стороне вспыхнуло и недолго продержалось над разными континентами два размытых световых кольца, только тогда на активность ионосферы, не связанную напрямую с активностью Солнца, обратили внимание военные и метеорологи, списав явление на испытание новой технологии (неизвестными оппонентами).

 Один из световых кругов проявился над европейской территорией России, и автор затеи торжествующе тыкал пальцем в небосвод, указывая как правило не очень знакомым людям на слабо светящийся мутноватый и белесоватый овал у горизонта, толкуя небесное явление как новую технологию искусства. Что не производило, как и следовало ожидать, должного впечатления. То есть впечатление было, но иного толка. Не производилось ли в то же время на самом деле испытание какой-либо новой технологии, не связанной с описанным частным экспериментом? Сказать теперь трудно.

Не стоило ли автору идеи просто-напросто воспользоваться достаточно мощным рефлектором, чтобы произвести подобный атмосферный эффект или даже получить с помощью именно лазерных технологий и более замысловатую картинку в небе? Можно было бы и воспользоваться, если бы идеей было получить именно и только само изображение. НО главное, очевидно, было заключено не в картинке, хотя её наличие и было желательно, а особых эффектах резонансной природы…

Далее — того же человека можно было застать при новом занятии: рассевании по диким незаселённым местностям в почвенный слой небольших отполированных гранитных шариков, кубиков и пирамидок, что делалось для соблюдения точности засева с использованием спутникового навигатора. В осуществлении этой затеи помощники в принципе могли и не потребоваться, но пару единомышленников он нашёл, убедив их, что только таким способом можно оставить на земле послания для тех цивилизаций, которые могут родиться на земле или посетить землю через десяток или другой миллион лет.

Хотя его идея была более сложна, чем элементарный способ оставить на поверхности планеты почти неуничтожимые автографы, или, вернее, «геолитографы». Для «более продвинутых» слушателей, собиравшихся иногда на природе, автор проекта читал импровизированную лекцию о геологических структурных полях, строение которых не совпадает напрямую ни с особенностями магнитного или электрического поля земли, ни с геологической конфигурацией того или иного места; а дополнительно конфигуративное измерение плюс к пространственным может создать при соблюдении некоторых условий эффекты, подобные «туннельным», но иного свойства. Подобная импровизированная лекция была прочитана в походном лагере охотников за плазмоидами где-то в Алтайском крае и благодаря нескольким заинтересованно слушавшим свидетелям, зафиксировавшим её частично в виде конспектов, частично на диктофон, мы можем хоть как-то о ней судить.

Далее, если следовать протяжённости во времени из прошлого в будущее, человек стал активно трудиться в сфере психологических и философских конструкций. Его можно было встретить на мысе Нос на острове Белого моря, где он проводил с группой праздно шатающихся, а потому скучающих туристов беседу о конструктивных особенностях религиозных и философских систем, которые, согласно прежде всего именно форме и особенностям поведения приверженцев этих религиозных и философских направлений, можно построить последовательно в векторы инопространственных виртуальных измерений, а благодаря пониманию особенностей этих дополнительных измерений строить занимательные художественные конструкции.

Тогда же он заявил, что: 1) физическую материю, 2) свет, 3) контент, именуемый чаще как «дух» или «внимание», 4) конфигурационность — можно рассматривать как четырёхмерную систему-континуум, каждое «измерение» которой (или которого) находится к другим не под прямым углом, а под углом условно «острым» в многомерной системе. Благодаря чему сложность процессов самоорганизации материи могла быть рассмотрена как дополнительная «мерность» и в соответствии с этим и различную сложность и эволюционно-скачковую последовательность в проявлениях живой материи можно рассматривать как одномерную линию. И оригинальные концепции психиатрии рассматривались им в этом контексте как художественные полотна, протяжённость которых двухмерна, то есть представляет собой мембрану, на которую особым образом проецируются конструкции из обозначенного им четырёхмерного континуума.

А движение человеческого внимания, которое соотносится с более употребляемым понятием «духа» в этом континууме векторно направлено в противоположную сторону относительно вектора движения твёрдой материи, то есть, если и переходить к категориям четырёхмерного пространства-времени, в противоположную сторону относительно привычного вектора времени, но не точно обратно, а под «острым углом» к нему. Поэтому прошлое можно созерцать, но на него невозможно влиять, а все кажущиеся вариативности относительно его фактического наполнения относятся к вариативности вектора конфигуративности, через посредство которого могут изменяться именно восприятия фактов в любом художественном контексте, но не сами факты…

Векторная математика и топология художественности есть начальная стадия её понимания в системе контекстности, за которой следуют и фактор условного вращения в различных степенях свободы, который может выражаться в температуре и цветности, и общий энергетический уровень, который в свою очередь может выражаться во вкусовых и слуховых знаках, и в степени очарованности… Примечательно было то, что, по его мнению, физический вектор биологических тел вдоль своего измерения развёртывался в противоположном направлении от вектора планеты, поскольку в биологических телах рост идёт изнутри с потерей процента поверхностного покрова, а земля посредством почвы напротив — прирастает посредством присоединения новых и новых пластов почвы, а значит вектор «измерения духа земли» не совпадает по своему направлению с вектором «измерения духа биологических тел». Но, поскольку «измерение духа» не противонаправлено и не перпендикулярно по направлению вектору физической материи, то «дух земли» или «дух почвы» и «дух биологических тел» могут взаимно созерцать друг друга…

…Человек сидел в комнате на большом белом мягком шаре и смотрел в окно. Вдалеке среди домов и деревьев можно было разглядеть улицу со снующими по ней машинами и пешеходами. В комнату вошёл другой человек, одетый в белое, с диктофоном и блокнотом. Смотревший в окно отвлёкся от своего занятия и подкатил к пришедшему другой шар, галантным жестом предложив присесть, на что первый любезно согласился. Как только гость более или менее удобно расположился, первый человек начал:

— Мне хотелось бы теперь поделиться другим своим интересным обобщением. Я сопоставил факты, и оказалось очень занимательно: согласно моим наблюдениям из этого окна каждые десять лет цвет идущих в толпе по улице заметно меняется. Было время, когда люди ходили в пёстрых нарядах с разнообразными причёсками, рядились в одежды разных сословий и разных эпох, даже в одежды, стилизованные под этнические наряды других народов. Потом следует время, когда большее количество людей ходило в тёмной, чаще чёрной или тёмно-серой мало отличающейся по крою одежде, потом опять начинают преобладать цветовые, этнические и декоративные элементы в одежде…

— Это всё не столь занимательно, — прервал его пришедший, открыв блокнот, приготовив авторучку и включив диктофон. — Расскажите-ко мне лучше об этих трёх, которые приходят к вам для обсуждения концептуальных вопросов.

Смотревший в окно подкатил шар к стене и уселся на мягкий пол, воспользовавшись шаром как спинкой.

— Насколько я помню, — начал он отвечать, — мы условились с вами во время прошлого вашего визита, что эти трое есть три условные стороны реальности, которая сама по себе является четвёртым контентом, не являющимся механической суммой слагаемых. Я думал на эту тему, и у меня к вам возник вопрос. Когда происходит раздвоение личности, то чаще всего человек воспринимает технический обмен информацией между двумя своими полушариями мозга как диалог двух персонифицированных личностей. Хотя возможет условный диалог и просто разных автономизированных областей мозга. Когда человек слышит голоса, то это может быть проявлением сигналов из нескольких устойчиво возбуждённых отдельных зон мозга, окружённых областями нервного торможения.

Трое собеседников, о которых мы с вами говорили, не могут при более или менее внимательном анализе ситуации подпадать ни под первый случай, ни под второй. Я, насколько помню, никогда не сообщал вам, что слышу какие-то там голоса. Не говорили и вы мне это. И никогда, напомню вам, я не пытался вести диалог сам с собой. Даже на уровне мысленном. Надеюсь, что и вы лично для себя придерживаетесь этой же здравой позиции. Я понимаю, что люди могут во многих случаях разделять свою чувственность, свой интеллект, свой реактивный ум, свои физиологические посылы от сознания, производить персонификацию их и тем самым создавать нечто подобное разговору в самом себе. Заостряю ваше внимание — именно «подобное». Главное, чтобы действующие лица не громко при этом спорили и не дрались.

И мне очень хорошо понятно, что умение словесно трактовать и описывать воспринимаемое не подразумевает умение делать правильные выводы, а умение совершать адекватные поступки не подразумевает непременно умение интеллектуального анализа ситуации, и так далее. Мы с вами говорили не сколько о концептуальности темы разговора этих трёх, сколько о концептуальности их бытия как такового.

Я подозреваю, что между вами и мной пока не достигнуто должного взаимопонимания, но это дело наживное. Когда человек путает хотя бы некоторые элементы своего воображения с элементами воспринимаемого, это есть признак хотя бы лёгкой, но патологии. Но до этой патологии нет никому дела до тех пор, пока человек не начинает терять ориентацию в пространственных, временных и смысловых координатах. С концептуальной точки зрения искусство не есть отображение реальности, как это трактовалось в рамках социалистического реализма, и не есть вторичное отображение трансперсональной реальности, каковая трактовка стала популярной с тех пор, как на эту тему высказался Платон. Оно же не есть выражение так называемой «свободы духа», не есть тот посыл, который формирует реальность психическую и физическую. Тем более смешно его рассматривать как эстетизацию формальных экспериментов новаторов-изобретателей.

Виртуальные смысловые миры искусства это та же реальность, в которой волей-неволей существуют и люди, не задумывающиеся о вопросах искусства, и люди, живущие в прагматическом бытовом пространстве. Так мой вопрос к вам заключается в следующем: можем ли мы концептуальные образы, не воплощённые в твёрдом брутальном вещественном материале, считать полноценным искусством; а если к вещественному материалу причислять и самого человека, что давно вообще-то уже стало нормой и общим местом, то можно ли считать поведение, основанное на пограничных состояниях сознания и восприятия, а также на так называемых патологических состояниях психики, собственно искусством?

Гость перестал записывать в блокнот и внимательно посмотрел в лицо сидевшему на полу.

— Как интересно вы поворачиваете разговор. Вы, лишь слегка наметив тему моего вопроса, сами задаёте пространный вопрос…

— Я не просто задаю вопрос, я в то же самое время даю и ответ на вопрос ваш, если вы внимательно проанализируете сказанное мною… Мне хотелось бы, чтобы мы с вами пришли к единому пониманию соотношения концептуальности и художественной реальности…

Ответный взгляд сидевшего на полу был безмятежен.

— Так, так… Уж не собираетесь ли вы соотнести тех самых трёх, о которых я спрашивал, с одной из идей искусства? И не собираетесь ли вы отождествить в рамках этой идеи с понятием трёх собеседников себя, меня и наш диалог между вами?

— Занятная идея… Но я об это не намекал… Гораздо более существенным моим собственным намёком можно считать то, что я до сих пор не задавал вопросов, почему в этой комнате находится три мягких шара для сидения, в то время как мы всегда с вами беседует вдвоём, а концепция создания обстановки данной комнаты была скорее в ваших руках, чем в моих…

— Извините, я вынужден прервать нашу беседу, — произнёс гость и спрятал в карман блокнот. —  Мне следует обдумать наш сегодняшний разговор и, возможно, после компетентных консультаций, вы сможете получить от меня содержательный ответ.

Он встал с шара и вышел, с показной деликатностью мягко почти неслышно притворив за собой белую дверь.

Сидевший на полу, не торопясь, встал, подошёл к окну и опёрся руками на подоконник, устремив пристальный взгляд в даль. «Вот жизнь пошла, — подумал он, — согласно новым протоколам в психотерапии, установленной министерством здравоохранения, доктору следует играть роль больного, в то время как сам пациент должен выполнять роль доктора. Конечно, в некоторых случаях это помогает, но разумно ли по этому принципу строить систему тотально? И, если я под подушкой держу небольшую картинку с изображением христианской троицы, из этого ведь не следует, что я обязан выполнять роль невежды, в то время как настоящий невежда будет мне читать проповедь о вере и безверии…»

Взгляд человека устремился за пределы видимой дали, где, возможно, скакала на коне боевая подруга с лицом, похожим на лицо известной киноактрисы, чтобы освободить своего суженого из комнаты, обитой белым бархатом, находящейся в высокой башне. А этот суженый смотрел и смотрел из окна в даль, потому что, потренировавшись с тремя мягкими шарами, уже дано понял, что футболист из него в этих условиях ни-ка-кой…

С первого усилия мальчику не удалось сделать так, чтобы стоящий у окна поднял руку и помахал ею. Но мальчик сфокусировал своё внимание напряжённей ещё раз, и теперь не только стоящий у окна помахал рукой, но ему помахала в ответ и всадница, скачущая на коне за линией горизонта. И только после этого мальчик с облегчением вздохнул и стал вылезать из дупла. Отец присел на корточки рядом с деревом и аккуратно закапывал в землю небольшое семечко. На шорох он оглянулся.

— Я хочу тебя поздравить, — сказал отец, привстав. — Ты уже почти освоил воплощение последовательно вложенных миров, устроенных по принципу матрёшки, теперь тебе следует приступать к освоению миров взаимообусловленных. Если дело пойдёт и дальше такими тепами, ты сможешь подготовиться для поступления в начальную школу.

Он подошёл к сыну, уже стоящему на земле, и отечески похлопал его по плечу.

— Будь собран, и у тебя всё получится. Я за тебя уверен.

— Мне иногда бывает скучно, — грустно произнёс мальчик, разглядывая траву на поляне. — Барсик часто теперь занят своими делами и на зов не приходит. Перелётные птицы уже улетели на юг…

Он хотел сказать ещё что-то, но заворожённо смотрел на увеличивающийся прямо на глазах росток, хоть это ему и не было в новость.

— Во-первых, — отец сделал паузу, собираясь с мыслями, — помни, что это место очень благоприятное, и проходить испытание здесь для тебя, можно сказать, удача. Твои друзья-приятели, с которыми ты играл раньше, никуда не денутся. Ты рано или поздно с ними встретишься. Здесь такое замечательное место, столько полезных растений и минералов… Не забывай, что у тебя под рукой всегда есть и лесовики-дроиды, а если что, — отец махнул рукой в сторону заснеженных пиков, видневшихся уже за желтеющими кронами деревьев, — не успеешь сорок раз вздохнуть, как на твой зов прилетит всегда готовая тебе помочь старшая сестра, которая там, за перевалом.

Мужчина поколебал воздух поднятым вверх указательным пальцем, и в воздухе раздался слабый мелодичный звон колокольчика.

— Видишь, связь есть, — добавил он. — Ты у меня славный парень, смог легко приручить снежного барса. Это не всякому удаётся даже теперь. А сейчас мне надо отправляться.

К этому моменту движущийся росток, показавшийся из недавно посаженного семечка, за которым так пристально наблюдал мальчик, отделился от земли, раскрыл, приподнявшись над травой, два больших листа, и они слились в плоскую панель-сидушку с округлыми краями, отделившуюся от стебля и повисшую неподвижно в воздухе, несмотря на слабый ветерок, от движения которого еле слышно шелестели листья деревьев на поляне возле гор. Отец легко вспрыгнул и уселся на ветролёт.

— Ну, давай пять, — он крепко пожал протянутую руку сына. — Если что, я всего в дне лёта, на Шпицбергене, буду заниматься почвами, дел много. Не вздумай только сам ко мне лететь, тебе добираться раз в пять дольше. Если что срочное — сообщай мне. А так, в следующий выходной я снова буду у тебя…

И он, уверенно взявшись руками за края панели и слегка протянув вперёд ноги, поднялся над верхушками деревьев и, сверкнув на солнце рыжеватой аккуратно подстриженной бородкой, сделав крутой разворот, скрылся из виду…

Максимильян Пресняков