Пятница, 29.03.2024
Журнал Клаузура

Олег Ёлшин. «ЭКШЕН или Игра в Гения» (Часть 9)

ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8

— 31 –

Вчера он снова не продал ни одной своей книги, только бесцельно шатался по вагонам, вспоминая утренний разговор с теми двумя молодыми ребятами, любовался совсем не зимним солнцем сквозь широкие окна электрички, рассматривал людей в поездах. Он почему-то не торопился. У него была куча денег! Ему заплатили за пять его книг – целых пятьсот рублей, и теперь он мог просто приезжать на этот вокзал и бродить по вагонам. Он был “гость” в этих поездах, чувствуя себя пока только гостем.

С такими мыслями, выйдя утром из своего дома, медленно побрел по улицам. Потом вагон в метро и снова этот калека-некалека, энергично расталкивающий людей своими крепкими руками и делающий деньги на милосердии. Он ничего не продавал! Он просто собирал деньги и клал их в свой карман. Он не создал ничего, не написал, не вырастил пучка укропа, не связал варежки, в конце-концов!… Ты два года своей жизни работал, выворачивая себя наизнанку, ты говорил, едва успевая записывать эти слова, мысли, работал, не покладая рук. И теперь заслужил внимания к своим книгам и самому себе! Так сделай ЭТО! Что же, сегодня снова будешь бесцельно ходить по вагонам? Снова бессмысленно тратить время?…

Так он ехал и сосредоточенно соображал…

— Нет! Он будет их продавать! Продавать по-настоящему! Он станет настоящим коробейником и научится это делать хорошо! И ни одной книги даром – все по 100 рублей и не центом меньше…

С такими намерениями и вошел в знакомый ему вагон. Даже проскочил на вокзале мимо старушки с укропом, позабыв купить у той пучок травы. Стоял в тамбуре и готовился к своему выходу. Как к прыжку на большую глубину. Просто нужно набрать побольше воздуха и задержать дыхание… А, потом, уже не думая ни о чем, сделать этот шаг… и головой вниз…

Поезд сдвинулся с места…

— Известный московский прозаик! Автор бестселлеров! Новинки книг! Новинки литературы! Только сегодня все по сто рублей! Осталось всего несколько экземпляров, впереди еще много вагонов, последним уже не достанется. Четыре новинки знаменитого автора! Четыре потрясающие истории, четыре последние работы! Книги —  бестселлеры! Книги — новинки! Книги — “Экшен”…,  — неожиданно для себя он обронил это слово! Оно нечаянно соскочило из его уст! Он вовсе не собирался говорить его!!!…

И тут случилось невероятное.

Люди вставали со своих зрительских мест, держа в руках вовсе не театральные программки, а деньги. Самые настоящие деньги! Стоило только одному-другому купить его книги, создать маленькую очередь – сразу же начался непонятный ажиотаж. Они протягивали ему деньги, выхватывали из рук книги без разбору, не глядя, не читая названий. Это было чудом!

— Попрошу без сдачи, — ворчал он, скрывая смущение, не ожидая такого эффекта, доставая из сумки свои шедевры. – Не суетитесь, спокойно,… хватит не всем! – входил он во вкус. А люди все продолжали покупать его книги, повторяя это волшебное слово – “ЭКШЕН”, “ЭКШЕН”, и радоваться такому приобретению.

Поезд уверенно набирал обороты, и колеса его безжалостно стучали по металлической колее, приколачивая раскаленные рельсы к замерзшим шпалам. Искры золотистыми брызгами разлетались во все стороны. Искры горячими каплями падали на белоснежный снег, который таял от этого неожиданного огнепада. А колеса все стучала и стучали. Рельсы стонали на поворотах, но уверенно удерживали этот состав, который продолжал с немыслимой скоростью нестись в непроглядную даль. В даль, покрытую белыми снегами, талыми, горячими каплями расплавленных капель-искр, и только холодный ветер в лобовое стекло…

Так продолжалось какое-то время. Молодой коробейник, который несколько дней назад буквально втолкнул его коленом в этот бизнес, вошел в вагон. Он не дождался своей очереди и теперь стоял у тамбура, ошарашено глядя на него, и терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу. Такого еще он не видел.

– Мохеровые варежки на любой вкус!… На любой размер, любого цвета! — неожиданно воскликнул Леонидов, толкая этого парня перед собой коленом, предлагая его товар. — Все по… Почем твое добро? – спросил он парня.

— По стольнику, — недоуменно ответил тот.

— Осталось всего двадцать книг! Каждому, купившему пару варежек, по одной книге в руки. Книги только в те руки, которые в варежках! Варежки плюс книга – цена 200 рублей! Последние экземпляры! Последние книги!!! “ЭКШЕН”, мохеровый “ЭКШЕН”!

За пару минут они продали весь свой товар, и уже не с чем было идти по вагонам. Пора было возвращаться за новой партией! И снова и снова. Целые горы, небоскребы книг таяли на глазах, а карманы его уже пухли от стольников. Парень с варежками притащил целый воз своего пушистого товара, и так весь день они носились по вагонам, перелетали с одного поезда на другой и продавали…, продавали…, продавали, собирая свои законные деньги. Уже в третий, в четвертый раз он возвращался домой, прихватывая целые коробки книг, грузил их в машину, которую нанял по дороге, и снова на вокзал, снова в свой театр! В бой! “ЭКШЕН!”… “ЭКШЕН!”

— Новинки книг, бестселлеры, самое популярное чтиво месяца!… Чтиво недели!… “ЭКШЕН!”

— Он сделал это! – вспоминал он слова своего Ангела. — У него все получилось! Сегодня он продал несколько сотен своих книг! Сначала долго писал их, потом мучился, бился, искал выход, искал лазейку в этот странный бизнес и, наконец, нашел!!!

Уставший, стоял в тамбуре и смотрел в окно. Парень с варежками не выдержал и соскочил по дороге. Он давно распродал свой товар и уже был где-то далеко, наверное, на Мальдивах или Майорке, может, на Канарских островах. Сейчас это было не важно. Главное, что он отблагодарил того и помог ему наладить его вагонный бизнес. Помог, а теперь стоял и смотрел куда-то вдаль, и ледяной ветер сквозь разбитое окошко дул ему прямо в лицо…

Поражало одно — не было радости. Не было ощущения победы, успеха… Просто дьявольская усталость, словно грузил целый день эти вагоны или разгружал…

— Поэтому и не было радости, – подумал он.

И потому этот летящий поезд не казался ему в дивном полете – он просто ехал по своей колее, тоже устало стуча металлическими колесами по рельсам…

Радость от успеха, от победы! Какая неуловимая это вещь! Казалось бы, почти за год они с Галей перепробовали все возможные способы. Как они хотели научиться продавать свои книги! Не чужие, а свои. И ничего не получалось. А тут… И теперь стоит этот несчастный, уставший коробейник, грузчик, и совсем не радуется.

– Что же ты не радуешься? Какого черта?

И тут он вспомнил того летящего под куполом парашютиста-грузчика, который даже там, на невероятной высоте, был привязан к своим книгам, и, как выброшенный балласт, летел с ним в обнимку камнем вниз. Он даже не смог почувствовать того ощущения высоты и полета, и только деньги в его карманах и воз товара под ним. А разве сам он пятнадцать лет делал не то же самое? И таким же  уставшим камнем по вечерам возвращался домой и падал в свою кровать с полным карманом денег и страшной усталостью от чувства выполненного долга. Какого долга? Перед кем? Зачем?…

Он продолжал тупо смотреть в окно и думать… и снова смотреть. А за окном все пролетало мимо него. Полустанки и люди, городки и другие поезда, и только он стоял в тамбуре, как пригвожденный к этому месту. Словно якорь, сброшенный с палубы корабля, который никогда уже не выйдет из этой гавани в открытое море…

Он сошел с ума? Чего ему еще нужно??? Это же его книги! Его дело! Все получилось!!!

И тут странная мысль закралась ему в голову и теперь не давала покоя…

— Он не мог брать денег у тех людей, и теперь не мог смотреть на них.

Те жалкие сотни, которые с трудом помещались в его карманах, а карманы уже тошнило от них.

— Но как же та старушка с пучком укропа у вокзала – она сама вырастила его и сама продавала, почему же тогда он не может? Чем он хуже ее? Чем ее трава лучше его книг???

Его уставшие извилины с трудом ворошили эти мысли, замерзшие мозги едва переваривали случившееся.

— Она относилась к своему укропу как к товару и спокойно брала за него свои гроши. Наверное, в этом все дело. Для него еще вчера книги значили нечто большее, чем эти 100 рублей. Они стоили намного дороже. И дело здесь  совсем не в гордости.

И тут он сделал неожиданное для себя открытие.

— Продавать свои книги то же самое, что делать операцию любимой женщине или торговать за деньги талантами своего ребенка, хотя…

Он вспомнил отца Моцарта, который с малолетства эксплуатировал уникальный Дар сына.

— Да и черт с ним, с этим папашей Моцарта. А как же те первые деньги, которые он получил от “хозяина” поездов? Как он радовался тогда!… В этом все дело! Когда их продает кто-то другой, не так болезненно, и даже радует, но самому собирать ничтожные гроши, отдавая за них свои книги, — это было ужасно. Каждый должен делать свое дело. Книга – не пучок укропа, выращенный в парнике, пусть даже своими руками. Кусочек его души – равный ста рублям…

Если хочешь говорить, не торгуй каждым словом, не бери алтынный за мысль рожденную, вымученную, которая стоила несравненно дороже. Она не разменная монета и до тех пор не имеет цены, пока за нее не заплатили, и тогда все стирается корыстным ластиком и утрачивает смысл.

Он не знал, что ему думать! Он стоял, тупо глядя в окно…

— Он потерял что-то главное! Больше не было того удивительного ощущения экстаза от написанного. Еще вчера эти книги были чем-то нереальным, священным. Этот дар был дан ему свыше, он не имел цены…

И теперь уставший, голодный, пустой, с полными карманами денег, он стоял у разбитого окошка и бормотал себе что-то под нос. И пар валил из его рта…

— И роль твоя бессмысленна! Когда говоришь, творишь, лицедействуешь, а ничтожный калькулятор в голове тем временем подсчитывает гонорар за каждый выход на сцену. И сцена эта уже не место для священнодействия, а лишь для торговли. Каждая фраза – копейка, каждый акт – алтын, каждый спектакль – тринадцать серебряников, за которые ты предал самого себя!!! Каждая книга – бессмысленные месяцы, которые провел наедине с собой и пустым кошельком. Пустой душой, которая ждет гонорара. Гонорар за откровение, премия за полет души, чек за несостоявшийся гений! Фабрика чувств мелочного таланта, обглоданный суррогат твоей души. Нетленной души, которая была разменяна за алтын…

Так вот почему Клейзмер не взял этот проклятый миллион!!!

Перед ним разверзлась бесконечная пропасть. Она притягивала к себе своей пустотой и мраком, и голова начинала кружиться. Он заглядывал в нее, стоял на самом краю, чувствуя, понимая, ощущая каждой замерзшей клеткой своего тела нечто ужасное, абсурдное, непостижимое и неведомое ранее.

— Если он будет делать только то, что ХОЧЕТ, что ДОЛЖЕН, – они просто погибнут от голода. Если не будет делать ЭТОГО – сойдет с ума! Так устроена эта жизнь, так устроен мир!!! Просто он прикоснулся к чему-то запретному, незнакомому, неведомому ранее. Раньше он мог об этом только догадываться, но даже и представить себе не мог, насколько это ужасно…

— Но, был ли ты счастлив, когда писал???… Да!!!

Тогда, что же делать???…

— 32 –

Последний свой концерт этот удивительный человек со скрипкой играл уже на сцене. Самой настоящей сцене, где за его спиной в ярком свете прожекторов мерцал орган, а в зрительном зале сидели люди, тысячи людей, зал был забит… А он все играл и играл, отдавая волшебные звуки своего инструмента им… Он нашел свою сцену и своего зрителя…

Только… Никого в этом зале не было, горело лишь несколько лампочек дежурного ночного освещения и все. Было очень поздно, была ночь. Этот большой зал, еще вечером проводив последнего зрителя, теперь сонно дожидался следующего дня. А тут явился этот странный бородатый человек и теперь, как сумасшедший, терзал свою скрипку…

Музыка разрывала на части пустоту зала, металась, отражаясь от стен, кресел, высокого потолка. Она звучала и настаивала, искала кого-то, зал становился все больше, и мог бы вместить в себя уже тысячи… миллиарды людей, которые, внимая этим удивительным звукам мелодии, в ее отражении узнавали себя, заглядывая в самые потаенные уголки души. И там рождалась, выворачиваясь наизнанку, какая-то совсем другая, неведомая раньше мелодия, – та самая, которую ты мечтал услышать всю свою жизнь. Ждал ее долгими бессонными ночами, предчувствовал всем своим существом. И теперь она, ослепляя, открывала глаза, давала то удивительное зрение, которым теперь ты мог увидеть намного больше. Увидеть все! Все и наяву! И это не был ни сон, ни болезненный, воспаленный образ твоей фантазии, а реальный символ, знание и желание изголодавшейся души… Музыка души…

— Ну, что студентик… Что уж так заходишься?… Поздно уже… Пора спать… Спать…

В зал вошел пожилой, подслеповатый сторож. Он давно заснул, но, заслышав какой-то шум наверху, поднялся сюда. И теперь стоял и жалел этого студента, который, наверное, мечтал вырасти и играть на этой сцене.

— Ну-ну, угомонись, все получится.

Он говорил медленно, а слова его были словно колыбельная или сказка на ночь. Оставалось только закрыть глаза.

— Вырастешь, станешь большим и придешь сюда. Все будет хорошо, — успокаивал он этого человека со скрипкой.

— Будут у тебя зрители, будешь подниматься на сцену и играть. А тебе будут хлопать… дарить цветы, — сонно бубнил старик.

— Станешь знаменитым, богатым, будешь ездить на гастроли, путешествовать, люди будут брать у тебя автографы, интервью… Показывать по телевизору. Будет… все будет… А сейчас пора спать… Давай, студентик, завтра на учебу, на занятия… Будешь учиться…, все получится. Завтра… Все завтра…, спать,… пора спать…

Его голос мягко звучал в полутемном зале, успокаивая, обещая, что все получится, все будет… но, только не сегодня,… завтра… завтра…

И теперь этот большой зрительный зал превратился в какое-то удивительное место далеко на планете, а может быть, где-то еще … Не было больше усталого старика, не было прожекторов и кресел, зрительного зала, только склон какой-то высокой горы и темные, почти черные деревья вокруг. Ветер трепал его всклокоченные волосы, а далекий горизонт совсем не собирался озаряться ярким предутренним светом. Человек со скрипкой в руках все играл и играл, и помешать он здесь уже не мог никому. А деревья и высокие кусты в такт его звукам преклоняли свои кроны и ветки к земле, покачиваясь в мертвенном свете, слушая эту музыку. Просто была ночь. Черная ночь, и только звезды на недосягаемой высоте…

— 33 –

Леонидов мчался в свой театр. Он торопился, словно боялся опоздать к началу спектакля, где он должен был играть главную роль. Играть свою премьеру! Не глядя, перебегал через улицы и переходы, преодолевая нескончаемые ветки метро, пулей пересекая привокзальную площадь. Сегодня был его день! Он снова будет играть на сцене.

Теперь он садился в первый попавшийся поезд – здесь его не знали, еще не читали и не покупали его книг. А значит все будет с чистого листа…

Люди, точно такие же, как и в тех электричках, занимали свои места в партере и на галерке, а в тамбуре, — за кулисами, сновали коробейники, готовясь исполнять свои роли. И он тоже готовился. Поезд двинулся с места. Эти актеры в тамбуре, отложив в сторону свой реквизит, глядели на него, словно понимали, что роль его сегодня главная, а поэтому пропускали с его товаром вперед. С его книгами! С его новой ролью!

Он смело откинул в сторону занавес-дверь и вышел на сцену.

— Сегодня проходит необычная встреча с книгами нового, еще неизвестного вам автора, — уверенно начал он.

— Неизвестного писателя, четыре романа которого были изданы за последние два года, и…, если вы пожелаете, можете взять их себе…

— Взять???

— Ни копейки с вас никто не попросит, просто берите и читайте. Если понравится – оставьте себе на память, если нет, безжалостно выбросьте в мусорную корзину. Это ваше право! Сегодня эти книги для вас!

Поезд уверенно набирал скорость. Поезд едва касался своими колесами накатанной колеи. Он не сеял больше раскаленными огненными искрами по снегу, был словно невесомым, и продолжал свой неумолимый безудержный бег…

— Книги-новинки, психологические романы, истории откровений, книги для души… Для вашей души!!!

А за окнами все продолжало мелькать в немыслимом безумном порыве: сменялись остановки, их не стало вовсе, сменялись города…, городки…, небольшие деревушки. Небо поднималось выше, солнце светило ярче, и снова лето, снова поля нескошенной пшеницы, бесконечные зеленые луга и речушки без переправ! Поезд мчался через них какими-то неведомыми путями, хотя дорога вела его по прямой и только вперед!

— Эти истории отвлекут вас от долгой дороги, дадут немного времени, чтобы вы могли побыть наедине с самим собой и удивительными героями. Стоит иногда забыть о том, что у тебя за пазухой и вспомнить, что рядом находится сердце, которое бьется, услышать этот волшебный звук, и тогда ты почувствуешь что-то еще. Книги откровения – книги для вашего сердца…

Только вперед? Вперед и вверх! Вот оно удивительное ощущение полета! Вот почему “летаем”! Он обошел все вагоны поезда, раздав почти все свои книги, и теперь возвращался назад, разглядывая пассажиров. В руках многих были его книги. Они листали их, ощущали аромат застарелой типографской краски, переворачивали страницы и… читали. Они не обращали внимания на него, только на его книги! Весь поезд, все эти люди, устремившиеся неизвестно куда, читали его. Они позабыли о своих остановках, потому что их не стало вовсе. Только летающий поезд, по сторонам облака и яркое-яркое солнце, и лица этих людей…, их глаза…

Под вагонами больше не было рельсов, не было надоевшей металлической колеи, которая неминуемо доставит тебя в то самое место по определенному расписанию, лишь стремительный полет, головокружительная высота и зеленые холмы и леса где-то далеко внизу…

Он не сразу понял, что произошло. Просто почувствовал, что поезд, продолжая лететь, начал стремительно менять траекторию. Она превращалась в небесную горку, и состав то резко взмывал в высоту, то стремительно падал вниз.

Но так он разобьется! Ведь под ним нет больше рельсов! Нет мощной опоры, за которую можно ухватиться, держаться и не упасть!!!

Какой-то человек в немыслимой одежде то ли сказочного зверушки, то ли персонажа из мультфильма, появился из тамбура и орал на весь вагон:

— Книги-новинки, книги-блокбастеры, книги-ЭКШЕН!!!

В ужасе услышал он это слово.

— Акция! Только сегодня! Только для вас, господа!!!

Как заработать миллион!!! Как заработать миллиард!!! Все по триста рублей!!! Бабло! Самое настоящее Бабло всего по тысяче… Вы не хотите заработать миллион? А миллиард?

Его смешная рожица корчилась немыслимыми гримасами, а люди, оторвавшись от своего чтива, отложив его в сторону, забыв о нем, начали волноваться. Начали нервно роптать:

Миллион… Миллиард… Бабло… бабло… бабло…

Поезд сделал мертвую петлю, и тогда он понял, что упасть он никак не может. Это горки — самые настоящие горки, те самые, из аттракциона, а под колесами вагона теперь находился мощный рельс. Он не даст свернуть с пути, он будет непреклонно тащить, волочить состав за собой, и соскочить с него уже не удастся. Оставалось только пристегнуться…

Поезд все продолжал свой полет, но уже по этой замысловатой траектории. Вот только окна замерзли, они покрылись инеем, и сквозь них не было видно тех удивительных бесконечных зеленых полей и лесов, и рек, не покрытых толстым слоем льда. (Да и были ли они вообще — эти зеленые леса и луга?) Неба не стало видно и солнца тоже…

— Бульварный романчик! – на головы людей посыпались гребешки и ножницы, еще какие-то сувениры.

— Мужской ррроманнн! – снова заорал Человек-Мультик и надул гигантский “шарик” над своей головой.

— Блокбастеррры! Детективввы!

Книги-убийцы, книжки бандиты, книги-торта и шоколадки, книги-губная-помада, книги-жвачки, книги-бутерброды!!!

Наконец появилась знакомая фигура человека. Он летел с высоты второго этажа головой вниз и скоро, очень скоро, должен был коснуться зеленой поверхности болота, застрять там, увязнуть и превратиться в кровавую кляксу, в след, тень…

Люди бесновались, люди сходили с ума.

— Все по триста рублей, по пятьсот рублей! Книги – основные инстинкты, все по тысяче, по миллиону! Кто больше! За каждый истраченный миллион – миллиард взамен!

Люди доставали свои миллионы! Люди в этом поезде везли целые тонны денег, все свое состояние, и теперь отдавали их этому Человеку-Мультику! Человеку,  который дарил им главные и основные инстинкты жизни!

— 34 –

Он летел на самолете, и огромный мир расстилался перед ним… Часть огромного мира… Летел, смотрел в круглое отверстие, называемое окном, и думал…

— Мир… Как он велик, но как он может быть мал… Все зависит от того, как на него посмотреть… Все зависит от твоего отношения…, твоей точки зрения… Неужели Клейзмер прав? Неужели эта теорема доказывается именно так. Да и дело совсем не в ней. Клейзмер пошел дальше… значительно дальше… Если все это правда?…

Стюардесса принесла ему напитки на выбор, и он налил себе в бокал красного вина. И вот так с бокалом в руке на высоте десяти тысяч метров над землей, сидя в удобном кресле, он продолжал раздумывать. Это был директор того самого Математического института, которого Клейзмер обделил своим вниманием. Клейзмер просто пренебрег всеми устоявшимися правилами и повел себя, мягко говоря, некорректно, неэтично… непонятно… Плевать на этику! Плевать на правила и приличия! Но, это “непонятно” мучило его в последнее время. И смутные подозрения одолевали его.

Он давно не отдавал себя любимому детищу – математике, не посвящал ей свою жизнь, не молился ее молитвами. Все какие-то встречи, презентации, переговоры. Все эти последние годы было как-то не до нее. Иногда тосковал, но рутина повседневности не позволяла вернуться к ней. Это, как любимая женщина, которая ждет тебя, и ты всегда сможешь прийти к ней, отдав самого себя…, но только позже…, потом…, не сейчас. Она подождет, она будет ждать вечно. Это как старенький музыкальный инструмент, ждущий твоего прикосновения, и тогда он откликнется и с благодарностью одарит тебя своими волшебными звуками. Но пока хватает времени только смахивать с него пыль… Нет, не сейчас, в другой раз, как-нибудь потом…

И вдруг возник этот Клейзмер. Ему объяснили ученые его института, которые четыре года расшифровывали иероглифы Клейзмера, что скрывает в себе эта теорема. Еще помня отдельные моменты этой сложной, любимой науки, он сумел понять. Но, когда понял!!! Только бы Клейзмер ошибался! — думал он, отпивая глоток вина…

Он знал, Клейзмер не тот ученый, который будет выдавать желаемое за действительное. Он знал уровень этого математика, и ошибки в доказательстве быть не могло. Хотя они искали ее, эту ошибку, несколько лет… Искали и очень надеялись найти. Такое уже бывало раньше. В течение почти ста лет. Люди выдвигали свои гипотезы, но спустя годы, их опровергали. Но сейчас!?… Искали и найти не смогли… Нашли нечто другое. И если Клейзмер подтвердит эту догадку – мир перестанет существовать… В том виде, в каком мы его привыкли видеть…

Он снова посмотрел вниз сквозь окно иллюминатора.

— И зачем эти люди суют свой нос во все щели? – подумал он.

— Мало им этой планеты, зеленых лужаек, морей? Мало жизни и красоты?

Вдалеке показались Альпы. Маленькие горные шале и крошечные отели свисали с их склонов. Они зависали над пропастью, крепко цепляясь за гору, которая их надежно удерживала на такой высоте. Зеленые холмы, покрытые высокими деревьями, глубокие ущелья, а вдалеке море… А где-то там материк, океан, край планеты и весь бесконечный бескрайний мир… Как все мудро продумано, создано, как гармонично соотносится друг с другом.  И вдруг все это превращается в одну ослепительную точку. Она слепит глаза, она неотвратимо притягивает и спрятаться, увернуться от ее блистательного внимания уже невозможно, а потом яркая вспышка… И больше ничего.

Но дальше все собирается в крохотный светящийся эмбрион, из которого вновь зарождается жизнь…

— Плевать на ту жизнь!!! Мы живем сегодня, сейчас! Мы живем в этой жизни!

Ему по-настоящему стало страшно.

— Мысль материальна. Как можно одной мыслью перевернуть весь этот мир? А мир этот просто записан одной короткой формулой. Но нужны ли ей доказательства? Зачем эти выводы? Зачем наука, которая создает этот мир в твоей голове и ты волен поступать с ним, как хочешь… А готов ли ты, человек, к этой миссии? И кто ты такой? Создатель, творец или разрушитель? Почему истина в твоей голове рождает иллюзию совсем другого миропорядка? И тогда все становится иллюзорным, а остается лишь эта формула и ее доказательство… И совсем другой мир… И еще ее создатель… Это потрясает!

Но черта эта последняя, и ОН подошел к ней! Уже внимательно рассматривая ее, готовится переступить…

Он посмотрел в окно, и бесконечные равнина и горы, и море вдали начали сворачиваться, бешено вращаясь перед его глазами. Они становились все меньше, все дальше от него. Мир стал пустынным, и только маленькая светящаяся точка притягивала теперь его внимание. Приковывала и уже затягивала в себя. Деревья, зеленые лужайки, отели и маленькие шале, самолеты, облака, звезды и планеты — все деформировалось, все превращалось в один стремительный поток бесформенной массы, который сгущался и уменьшался в размерах. И его самолет, потеряв высоту,… а высоты уже не было, ничего не было,… устремился в эту сверкающую, зияющую пустотой, горящую точку-бездну… И взрыв…

— Нет!  Есть открытия, о которых человечество потом жалеет! Теперь этот мир может спасти только незнание!…

Он оторвал свой взгляд от окна и дрожащей рукой поднес бокал к губам. Выпил залпом, вытер платком мокрое лицо и больше не смотрел туда. Хотелось только одного – вниз, к Нему. Он сможет ему объяснить… убедить… Есть знания, которые не нужны человечеству…

— 35 –

Леонидов вышел в тамбур и долго смотрел в окно. Больше смотреть было некуда, да и незачем. Потом уставился себе под ноги, заметив какую-то газету, подобрал ее. На титульной странице был написан заголовок: – “Мастер уходит из Театра!!!”

Он прочитал статью. Он давно знал этот Театр. Его создал режиссер, который полвека назад, взяв ребят своего курса, вместе с ними творил, создавая свой Дом. В статье было написано, что актеры театра проголосовали почти единогласно за изгнание Мастера из Театра, потому что на гастролях им не выдали за спектакль по… 900 рублей! И поэтому его выгнали из театра – из его собственного Дома. Все эти актеры, раньше или позже, были его учениками. Они жили в этом Доме, учились там, работали…, творили. Мастеру уже было много лет – почти сто! Столетний Мастер! Скала! Но он, до сих пор руководил театром, творил, ставил спектакли… Но по 900 рублей не заплатил… И его выгнали.

Леонидов бросил газету туда, где она лежала раньше. — Только зря подбирал, — и подумал еще:

– Теперь Петрову не удастся показать свой фильм нигде и никогда. Он снимал его как раз об этом Театре и его Мастере…

И еще подумал, – 900 рублей, интересно, сколько это в “серебряниках”? Какой курс сегодня и ходит ли такая валюта в наши дни? Наверное, да…

В тамбуре к Леонидову подошел какой-то человек и задал уже знакомый вопрос:

— Что вы делаете на моей территории?

Леонидов посмотрел на него. Человек был в форме, человек был явно при исполнении…

— Ничего не делаю, — равнодушно ответил он.

— Ничего не делаешь? — внезапно тот перешел на Ты.

Леонидов снова посмотрел на него, потом задал свой вопрос: — А, это ваш поезд?… Да-да, понимаю… Целый поезд… И он принадлежит вам? Рад познакомиться с человеком, у которого есть целый поезд, — повторил он свою старую шутку.

— Мне принадлежит вся эта железная дорога, и все поезда на ней, — жестко ответил тот.

— Вот как? – удивился, Леонидов.

— Будешь дурака валять или как? — спросил его человек.

— Архаровцы! – вспомнил вдруг Леонидов, — так вот они какие! Он совсем позабыл о них, а его предупреждали. Просто он сел не в тот поезд.

— Ну и чего вы хотите? – спросил он его.

— А ты не понимаешь? – удивился тот.

Леонидов устал, он уже ничего не хотел, — ни доказывать, ни убеждать, ни сопротивляться. Сегодня он ничего не продавал, только дарил свои книги… Хотя, какая теперь разница? Такие правила, а правила нужно выполнять. Тем более законы…

— У меня нет с собой денег, — произнес он, — расплачусь товаром.

Взяв десять своих книг, он протянул архаровцу. Тот с удивлением посмотрел на них, словно видел ЭТО впервые. Потом произнес: — Что это за… книги??? Ты, что издеваешься? — побагровел он, — ты за кого меня принимаешь? Накурился что ли? Захотел в обезьянник?

И он брезгливо оттолкнул пачку книг. Те выпали из рук, рассыпались и, лежа в жидкой грязи на мокром полу, с удивлением смотрели на Леонидова. Они не понимали. Они не ждали такого обращения с собой. Такое было просто невозможно! Ну, что ты стоишь? Ты ничего не сделал!!! Ты написал эти книги, потом дарил их людям, а теперь какой-то… бросает их на пол, топчет своими ногами!!!… Ну, сделай же что-нибудь!… Ничего ценнее у тебя нет!!!…

Снова услышал тот самый голос:

— А ну, давай поднимай! Давай быстро – это вещественные доказательства… Незаконная торговля, незаконное предпринимательство…, дача взятки… Незаконное… незаконное…, — только и звучало в его ушах… В тамбур внезапно вошел Человек-Мультик. Из-под его веселого костюма были видны сотни… тысячи сережек в ушах и ноздрях, а тело его было сплошь покрыто татуировками. Он с улыбкой пожал руку архаровцу, – видимо, его старому знакомому, потом посмотрел на Леонидова, на грязные книги в его руках.

— И чтобы я тебя здесь больше не видел!  — спокойно произнес Мультик, — ты меня понял? – переспросил он. Леонидов промолчал, Мультик перевел взгляд на архаровца.

— Не понял, так объясним, — ответил тот.

— Я ничего не продавал и не нарушал, — твердо заявил Леонидов.

— А вот это мы и проверим, — сказал человек в форме.

– Пройдемте, — уже официально произнес он.

— Что, можно просто так?… — Леонидов задохнулся в возмущении. — А вам не кажется, господа, что мы живем в цивилизованной стране? – неожиданно взорвался Леонидов, глядя на человека в форме. Тот осклабился, прищурил глаза и спокойно произнес: — Кто тебе это сказал?

После этой фразы Леонидов не знал что сказать, у него просто не нашлось аргументов…

Идя по вокзалу в сопровождении человека в форме, Леонидов увидел шедшего ему навстречу владельца пяти поездов. Тот заметил его издалека, с сочувствием посмотрел на него, остановился, но подходить не стал. Это был не его поезд. Не его территория… У стены вокзала встретился глазами со старушкой, продающей укроп, которая тоже с жалостью взглянув на него, спрятала свой товар в корзинку – мало ли что… Потом закрытый автомобиль с маленькими окошками. Он не летел, а уныло плелся по городу, лениво расталкивая другие машины своей мигалкой. Потом обезьянник…

— 36 –

Директор уже известного нам Математического института, вышел из дома, где несколько часов подряд разговаривал с Клейзмером. Это был сложный разговор, и вообще, день у него сегодня был тяжелым. Его предупреждали, что Клейзмер ни с кем не общается, не разговаривает и даже не дает интервью. Не вступает ни в какие контакты и сторонится людей… Прекрасно он разговаривает, оказался умнейшим человеком, впрочем, кто бы сомневался? Таких умов на планете меньше, чем пальцев на одной руке. Просто, с ним можно говорить только на темы, интересующие его, а эти…

Теперь он снова сидел в машине, направляясь обратно в аэропорт. Миссия его была завершена. Эта была непростая миссия, и она была выполнена. Он ехал, вспоминая этого удивительного человека, от которого еще вчера зависело многое,… зависело практически ВСЕ!

— Надо же – один человек, одна ничтожная формула и все рушится и летит ко всем чертям. Все рассыпается вдребезги!…

Он сидел в удобном салоне и напряженно думал.

— Клейзмер – это лишь первая ласточка. Через год или сто лет появится новый Клейзмер, и снова создаст коллизию, которую предотвратить будет уже невозможно! Мы подошли вплотную к той черте, за которую даже заглядывать не стоит… Не то что доказывать или строить гипотезы —  просто нельзя смотреть в эту сторону. Нужно очертить эти безопасные границы, и никого к ним больше не подпускать…

Он вспомнил знакомые факты из истории, которую изучал еще в детстве в колледже.

— Такая проблема существовала всегда, только когда-то ей уделяли должное внимание, а сейчас… И всегда находились умные люди в древности и в средние века… Всегда были структуры, институты, которые зорко присматривали за порядком, а теперь… Теперь они необходимы были как никогда!… Что же, снова разводить костры и устраивать охоту на ведьм? Но почему бы и нет? С такими людьми иначе разговаривать невозможно. Сейчас, когда общество, наконец, избавилось от фанатизма, от лживых идей и пророков, и только деньги мудро выстраивают разумную рентабельность любого дела. Стоит только перекрыть финансовый кислород, и всякое порочное изобретение или инновация летит в корзину. Любое произведение искусства становится никчемным, а его автор изгоем. Когда появился идеальный механизм, регулятор, контролирующий, фильтрующий все и вся. И только деньги могут принимать и избирать. В этот самый момент является какой-то Клейзмер… И никакие деньги ему не нужны… А на кой черт нужны ему эти деньги, когда их просто не станет! Они станут бессмысленными бумажками, впрочем, какими и были всегда, — неожиданно перебил он самого себя, но тут же поправился, — просто об этом никто не знал, вернее, знали немногие…

И теперь таких Клейзмеров контролировать будет невозможно!

Но не может же будущее целой цивилизации зависеть от такой ничтожной вещи, как какая-то теорема и ее сумасшедший математик. Слава Богу, все удалось…

Неожиданно в голову пришла смешная мысль: – А, может, нужно было просто убить этого Клейзмера… Убить, и все! Как говорится, – убрать его.

И теперь он, вытирая пот со лба, стряхивая напряжение сегодняшнего дня, представлял себя киллером, возвращавшимся с задания. Он понимал то чувство выполненного долга, которое должен был испытывать этот человек. И теперь осознавал, какая миссия… новая миссия ложится на его плечи. Его и таких, как он сам! Необходима целая организация, которая будет контролировать подобные процессы. Военные, их службы, разведки – они безнадежно устарели, отстали со своими переворотами и нефтью, выборами и перевыборами, всеми этими цветными революциями и переделом земель. Нужны силы, которые будут стоять на страже и охранять подступы к этой опасной черте. А быть киллером? Зачем? — отмахнулся он от такой дурацкой мысли, – найдутся другие методы — мы же цивилизованные люди…

Он вышел из машины и уже готов был направиться на взлетную полосу, где его ожидал самолет. Внезапно его окружили журналисты. Вспышки фотоаппаратов, свет прожекторов.

— Господин, директор, несколько вопросов нашему каналу…

— нашей газете…

— нашему журналу…

Он остановился и совсем не щурил глаза от этого яркого света. Он давно привык к такому – это была его стихия. А голоса все неслись с разных сторон:

— Что вам сказал математик Клейзмер?

— Он стал с вами разговаривать?

— Почему он не бреет бороду?

— Почему он уволился из института и нигде не работает?

— Над какой проблемой он сейчас трудится?

— Какую премию ему еще будут присуждать в этом году?

— Какие его ждут награды?

Подняв руку, он ответил одной короткой фразой на все эти вопросы:

— Господин Клейзмер просил вам передать, что математикой он больше не занимается и просил больше его не беспокоить.

Люди с микрофонами в руках замерли, переваривая сказанное. Кто-то очнулся первым и задал свой вопрос… тот самый вопрос:

— А почему он не взял свой миллион?

— Миллион? – переспросил директор. – Да-да миллион, — задумался он.

— Почему он не взял миллион? – заголосили со всех сторон люди с микрофонами, — почему не взялл???… Не взяллл???

— Потому что…, — помолчав мгновение, посмотрев на этих людей, и, неожиданно для себя произнес:

— Вы все равно не поймете, — махнул рукой и быстро пошел к самолету. Добавить ему было нечего…

— 37 –

— Да, пропади все пропадом! – вертелось в его голове. — Гори все это дьявольским огнем. Что он на самом деле? Ему больше всех надо? Гений! Доморощенный гений! За кого он себя принимает? Довел себя… довел Галю до такого безумия! Люди вокруг работают, делают деньги, крутятся, а он… Писатель!!! — И он мысленно зло посмеялся нас самим собой. – Ну-ну!

Они с Галей сидели в шикарной машине, которая, рассекая утренние пробки, напролом, без оглядки, неслась по городу. И было как-то уютно в этой машине, в ее просторном салоне. Уютно, и не хотелось больше думать ни о чем. Этот салон был словно кают-компания большого уютного корабля, на котором хотелось плыть и больше не смотреть по сторонам, только вперед, уверенно разрезая ее мощным корпусом волны ревущего океана. Где-то за окнами бушевал шторм, а здесь было спокойно, тихо, и только брызги волн иногда надоевшими каплями оставляли следы на плотно задраенных окнах.

Галя задумчиво опускала и поднимала затемненное окошко – она давно не игралась в эту игрушку… А на переднем сидении находился их спаситель – тот самый издатель. И даже грузчиком его теперь не назовешь — уважаемый бизнесмен, владелец крупнейшего издательства в стране, солидный человек, богатый человек!

— А откуда вы узнали о нас? – нарушил тишину Леонидов.

— Вы не поверите, — отозвался издатель со своего места. На нем был желтый восхитительный пиджак и малиновая рубашка без галстука.

— Мне утром позвонил человек, который представился вашим добрым Ангелом. Он и сказал, что вы готовы подписать наш договор…, только место для этого выбрали экстравагантное. А вы молодец, Леонидов, это же отличный пиар! Вы гений пиара! Завтра все газеты напишут, что мы подписали договор… в обезьяннике, — и он зашелся беззлобным, веселым смехом.

— Честно говоря, для меня это первый такой случай. За один день о вас заговорит вся столица! Да, что там, столица?…

Автомобиль мчался по улицам, невзирая на светофоры и правила, на разметку, на прочие машины, толпящиеся уныло в утренних пробках. На нем словно тоже был надет восхитительный костюм и, глядя на него,  никому и в голову не приходило остановить его. А потому и пропускали без звука, без сигналов и гудков, без всяких правил.

Езда без правил – что может быть прекраснее, когда за закрытым окном все пролетает мимо в своем обреченном стоянии, в каком-то раболепном оцепенении, и только для тебя сегодня дороги открыты все! Почему только сегодня?…

— Я обещал подумать о вашем имидже, не меняя слишком многого, так сказать, сохраняя ваше лицо, — снова обернулся к ним издатель, — я пошел вам на встречу. Мы не изменим ни единой буквы! Мой специалист придумал вам замечательный псевдоним! Леонидов, вы слышите меня??? – уже громче кричал он, как будто издалека. И, если бы окна машины были открыты, его слова слышны были бы на всю улицу. Да, что там улицу, на многие километры, на весь город… страну. Он засмеялся и спросил: — Вы знаете, как теперь, Леонидов, вас зовут?

— Нет, пока нет, — весело отозвался Леонидов, поддавшись его настроению. Тот снова зашелся в диком хохоте и прокричал:

– “Леонидов”!!!… Ну, вы понимаете? Вы ни черта не понимаете! Я не изменил ни единой буквы в вашем имени, но сделал превосходный псевдоним – слушайте еще раз! Леонидов! Леон Идов!!! Вы поняли теперь? Леон! Тигр по-французски! Теперь вы Идов! И ни единой буквы лишней – только пробел. Парадокс? Стоит к имени человеку добавить пробел, маленький штришок — фикцию, воздух… и происходит полная смена имиджа! Леон Идов! Лео! Леон!!!

— Классно! – закричала Галя. – Здорово!

— С вами оказалось сложнее, — продолжал смеяться издатель, — Галя…, не Галя… Гелла! Вот так!

— Теперь мне остается только сказать свое ВАУ! – поперхнулась она таким псевдонимом, — Что же, Гелла, значит Гелла!… Тебе нравится? – обернулась она на Леонидова.

— Да! – тоже кричал он на всю улицу и площади, пролетающие по сторонам, на весь этот город…, на всю страну, которая так и не узнала какого-то Леонидова еще вчера, но уже завтра будет читать нового писателя, нового автора, новый бренд, и имя его Леон Идов! Леон Тигр!…

— Леон и Гелла, тигр и пантера! Вот это парочка! – кричал человек на переднем сиденье. А машина все мчалась, задевая тротуары полами своего пиджака, пролетая светофоры, расталкивая случайные авто на дорогах, и эти трое на своих удобных сидениях, радовались, веселились и, ликуя, не задумывались больше ни о чем…

Часть 4

— 38 —

Теперь у него появилось много работы. За последние четыре месяца с момента, как он подписал договор, изменилось многое. Изменилось все. За этот короткий период он заработал больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Издатель не обманул… Да и не мог он обмануть его, ведь он торговал книгами…, а не чем-то еще. Ежемесячно он выплачивал сумасшедшие гонорары за книги, которые теперь с легкостью расходились по рукам читателей. Тысячи книг, десятки тысяч! Издатель знал свое дело! Он умел работать! Эти деньги теперь не распирали своими мелкими купюрами карманы шикарного пиджака, а цивилизованно лежали на его счету… виртуальном счету, но были настоящими, в этом они с Галей убеждались каждый день. Она, как сумасшедшая, носилась по каким-то магазинам, салонам, бутикам и самозабвенно их тратила. Галя наверстывала все упущенное за последние кошмарные два года. Она имела на это право, и он теперь был за нее спокоен, больше не думал ни о чем, только писал… Они много путешествовали. Едва успевали вернуться с каких-то островов и дальних стран, сразу же делали визы и покупали билеты на следующий свой вояж. Его удаленная работа позволяла вести такой образ жизни. Они побывали… Они посмотрели… Увидели…

Он не помнил, где они побывали и что видели, не успевал замечать ничего, смотреть по сторонам, потому что перед ним всегда находился маленький ноутбук, и он трудился, не покладая рук. В аэропортах и самолетах, на горячих пляжах и у бассейна, на каких-то развалинах, на орбите далеких планет, совсем в других Галактиках, он не помнил, куда его все время тащила Галя, только все стучал по клавишам, делая свое дело. Он не замечал даже Галю, только знал, что она все время где-то рядом, в разных нарядах, на каких-то приемах, презентациях, на кухне, в постели… Галя была его рукой, его глазами, частью его самого, но не обязательно же пялится постоянно на свою руку или все время заглядывать в зеркало. Все равно знаешь, что увидишь там. А его маленький компьютер связывал его всегда и везде в любой точке мира с тем далеким офисом в самом центре Москвы, куда он отправлял свои рукописи. Теперь он не писал книги целиком. Стоило окончить главу, и он засовывал ее в этот маленький ящик электронной почты, в ее узкий проем. Это ему напоминало мясорубку, а через мгновение его рукопись уже в виде перемолотого фарша выбиралась из нее где-то за тысячи километров. А люди, “классные специалисты”, мгновенно превращали этот фарш в горячие котлетки или пироги. Все зависело от жанра. За эти четыре месяца он написал 12…, нет, 14…, может быть, 18 книг. Он точно не помнил. Как не помнил, что ел на завтрак неделю назад. Такое помнить невозможно! Писал главы, а потом их превращали в книги или наоборот, ему давали сюжеты и чьи-то чужие наброски, а он делал из этого книги. Он не помнил названий, не все эти сюжеты и истории отложились в его памяти. Теперь он писал не слова, а символы, те самые, которые подсчитывались программой текстового редактора. Символов должно было быть столько и столько. Для каждой истории свой объем и размер. Своя арифметика. Зато теперь он был в “формате” и писал этот “формат”. А символы… Это слово совсем не раздражало его и не пугало. Даже нравилось это красивое слово – “символ”! Зато теперь его читали!

Иногда они, возвращаясь в Москву, шли на какие-то презентации или встречи с читателем. Галя выбросила всю мебель из их квартиры, сменив на все новое. Теперь он не узнавал свое жилье, хотя, это его совсем не смущало. Под такую замену подпал и старенький телефон, который было совсем не жалко. В последнее время он позволял себе вольности, и общаться по нему стало крайне сложно и невыносимо. Он был очень впечатлительным аппаратом, и поэтому с его электронных уст постоянно срывалось нечто непонятное, странное  и даже ужасное. А этот новый телефон-факс вел себя прилично, скромно издавая свою привычную трель, и говорил только на нормальном человеческом языке безо всяких сюрпризов, иногда просто молча плевался каким-нибудь бумажным факсом. Ему пришлось сменить и номер своего телефона. В последнее время появилось много старых знакомых. Он и не знал, что их так много. Они звонили, просили о встрече, о помощи или о чем-то еще… Один, обнаглев, попросил у него денег взаймы. Он, не долго думая, переадресовал его к своему старому другу, тому самому. Это же была одна компания — все они знали друг друга. А его старый друг сумеет тому популярно ответить на подобную просьбу и все объяснить. У него была целая философия на этот счет…

Чтобы избавить себя от этих звонков, он сменил номер, но все равно старые знакомые находили и одолевали его. Только не звонил Петров. Хотя, как он мог позвонить, когда не знал его нового номера. И он ему тоже не звонил. Все собирался, но как-то было не до него. Да, и сказать было нечего… А, может, Петров не знал о переменах в его жизни? Не знал его нового имени? Вряд ли. Проходя мимо крупных книжных магазинов, нельзя было не заметить огромные плакаты с изображением, теперь модного писателя, фотографии которого светились именем – Леон Идов. Да и найти его при желании было просто – постоянные конференции, встречи, презентации… Ему даже нравилось подальше улетать отсюда с Галей – не так отвлекали от работы. А Петров… Петрову он когда-нибудь позвонит… Не сейчас, позже, как-нибудь потом… Через двадцать… Нет, он не говорил этого! Он даже не мог такое подумать. Позвонит! Обязательно позвонит! Только не сейчас…

Книгу свою он забросил. Он показал эту последнюю недописанную рукопись редактору-классному-специалисту издательства, пожилой интеллигентной женщине, которая, в отличие от своего шефа, книги читала и знала о них все. Она сказала свое мнение. Она была очень хорошим специалистом, и не поверить ей он не мог,… да, и не хотел.

— История о математике? О человеке, не взявшем свой миллион? Это не совсем интересно сегодня, — мягко сказала она, глядя на него сквозь свои большие очки подслеповатым взглядом, — давайте поразмыслим…

Она не давила на него, не настаивала, но была очень убедительна.

— Ваш Клейзмер – математик – сегодня это интересно? Нет!

Он не взял свой миллион – это трогает? Безусловно, да. Но, чем мы еще заинтересуем читателя? Математик, играющий на скрипке? Математик, прыгающий с крыши на крышу?… Нам нужно непрерывное стремительное действие, нужен убедительный сюжет с неожиданными поворотами и событиями, постоянное движение — Экшен…, — он в ответ закивал головой, а она добавила еще, — Китч! – А это уже был совсем другой жанр, с которым он еще не был знаком, но запомнил это название. Он быстро учился! Хороший заголовок для книги – КИТЧ!… Она тем временем продолжала:

— Кто такой ваш математик, что он делает? Собирает грибы – не интересно! Играет на скрипке – тем более! Не бреет бороды, волос? Ну, и что? Мужчина, который не имеет не только любовницы, но даже жены? Скучно! Если бы он слонялся по всему миру и имел кучу женщин в разных странах и незаконных детей, было бы интереснее. Если бы он законно забрал свой миллион, а многочисленные родственники преследовали бы его, пытаясь обобрать – еще интереснее… Или наоборот!…

Очень хорошее развитие сюжета для человека, не взявшего свой миллион. Математик, гений, чудак, по каким-то своим соображениям и убеждениям отказывается от миллиона, но внезапно тяжело заболевает его мать… нет, сестра… нет, обе сразу! Они попали в аварию! У обеих сломаны позвоночники! Несчастные женщины прикованы к постели, они не могут жить, существовать без посторонней помощи, они готовы покончить с собой! Срочно нужна операция, срочно требуются колоссальные расходы! Гений мчится в Европу, гений передумал, он готов взять причитающийся ему гонорар, а эти несчастные женщины, уже готовые отбросить копыта, и тут он узнает, что миллиона больше нет. Поезд ушел! Нужно было брать его раньше! Вот вам трагедия, вот поворотное событие, который заставляет задуматься, содрогнуться… А, вы говорите – грибы…

Еще один возможный сюжет – человек, гений, великий математик, Один на миллионы… Но не за грибами он собирается идти в темный лес, — голос специалиста становится ниже и говорит она теперь медленно и по слогам, — а солнце уже садится, уже деревья отбрасывают свои высокие тени, которые ложатся на километры, закрывая собой все в округе… Он вампир! Он ждет свою большую Луну, и в эту темную отвратительную ночь будет искать вовсе не грибы, а свою очередную жертву… — Она снова заговорила своим мягким и даже жизнерадостным голосом, — или не вампир вовсе, так, обязательно извращенец или подофил, маньяк – а потому ему не нужны ни жены и не любовницы…

Это бодрит, будит фантазию, это будоражит воображение!…

Женщина устала говорить и теперь смотрела на него своим мягким интеллигентным взглядом. Ее глаза сквозь очки выражали сочувствие и желание помочь ему – начинающему, но уже известному писателю. Она трепетно относилась к его таланту и готова была подарить все свои несбывшиеся сюжеты и откровения, все ненаписанные книги. Что же, каждый должен заниматься своим делом – он писать, а она быть редактором при нем — помогать работать, помогать творить…

Он не стал дописывать свою книгу, хотя оставалось совсем немного. Да и измучила его она, чуть не свела с ума. Небоскребы книг он свез к себе в гараж. Галя больше не терпела хаоса в современно обставленной квартире. Они купили классную машину — внедорожник, сейчас это было модным, и теперь он “разъезжал” на ней и Галя тоже. Было модным, когда за рулем огромного самосвала сидела миниатюрная женщина и своей маленькой ножкой, нажимая на педали и пролетая по улицам, рассекала все препятствия на своем пути. Правда, он хотел совсем другую машину, но так получилось. Он хотел маленького, стремительного эгоиста, куда будет помещаться он один… и только ветер в лобовое стекло. Но почему-то купил внедорожник… Ничего – еще успеет…

Как-то раз, ставя автомобиль в подземный гараж, увидел свои книги, те самые, не проданные, не измененные и потому не нужные никому. Он давно не обращал на них внимания, а тут заметил. И вдруг ему в голову закралась странная мысль.

“Раньше книги читали, бывали времена, когда книги сжигали, а теперь их хоронят заживо.”

Он отмахнулся от этой мысли, прижал к себе сумку с ноутбуком, с которым уже породнился за эти месяцы, и подумал, — надо бы их выкинуть отсюда. Мало ли что… Но, почему-то не выкинул. Так они и мозолят глаза ему до сих пор. Теперь он пытается не замечать их, просто не обращать внимания… и все…

— 39 –

Весна оттаяла этот замерзший город, она залила его ярким светом, пробудив жизнь, листья на ветках деревьев, наполнила радостью охладевшие сердца. Она небрежно прыгала из лужи в лужу, брызгая во все стороны каплями талой воды, носилась, заглядывая в окна домов и машин, сходила с ума. Она жаждала приключений, ища попутчиков в этом сумасшедшем полете. Приглашала на свой праздник, который бывает лишь раз в году. Не теряя времени, отдавала этим зимним людям капельку своего тепла и яркого солнечного света… и немного любви — тем, кто на нее еще способен. А иначе, зачем вообще нужна она – эта сумасшедшая весна.

В первый раз в своей жизни он прошел мимо нее. Он не заметил, как набухли бутоны на ветках деревьев, распустились цветы, пропустил первую траву на газонах в парках и даже не успел заметить, как растаял снег. Только метался из одной страны в другую, перелетал, передвигался. Из своей зимы в чужое лето, из лета снова в зиму, вдруг остановившись уже в своем, московском жарком, душном лете. Пропустил целое время года – как такое могло случиться?…

Лето ослепительно сияло в вышине яркими солнечными лучами, напоминая ему о себе. Напоминая о том, что прошел ровно год и скоро должна состояться премьера фильма, снятая по мотивам его книги, той самой книги, которую он когда-то написал и не давал к ней прикоснуться никому другому. Конечно же, не лето ему напомнило обо всем, а металлический голос железной секретарши Силаева, которая позвонила ему то ли на Майорку, то ли на Майами. Он не помнил точно, куда, в общем, что-то на “М”. И теперь они с Галей должны были срочно возвращаться на премьеру.

— Так указано в договоре!!! – возмутилась секретарша, узнав, что они на каком-то острове на букву “М”. Вы должны через два дня быть на премьере! Этот вопрос не обсуждается! Господин Силаев ждет вас!

Она, жестко пригвоздив этой фразой, повесила трубку. А они и не возражали! Разве они могли не приехать на свою премьеру? Они ждали ее целый год!

И теперь они мчались, перелетая через океаны и моря, горы и материки, уже родные зеленеющие поля, речушки, дачные поселки, фонари аэродрома, и, наконец, полоса приземления гостеприимно встречала их в этой летней ночи… Потом долго ехали по городу. Он смотрел по сторонам, но ничего не видел. И, все равно, что-то словно пробудилось в нем, воскресло. Он вспоминал киностудию, свой первый поход туда. Потом Силаев, вручающий сумасшедший по тем временам, гонорар, да и дело даже не в нем… И теперь эта премьера! Все те надежды, связанные с ней. Завтра этот человек (его человек!) будет босыми ногами ходить по горячему песку и омывать их в волнах теплого океана. Он выйдет из той самой его книги, из настоящей книги, написанной им самим. Это единственное, что оставалось из той коротенькой жизни, когда он еще умел мечтать! Теперь он почему-то вспомнил, как они сидели с Галей на полу и оборачивали обложками свои книги, как писал, словно сумасшедший, любил, словно в последний раз. Кучка мелочи на столе – низ той горки, от которой оттолкнулся и потом взлетел на высоту. И залетел так далеко! А теперь не знал, был ли это низ горы или ее вершина? Как все перевернулось… Какая-то юность. Короткая бесшабашная юность в зрелые годы. Маленький оазис во времени и возрасте. Маленькое взрослое безумие! То время промелькнуло, словно короткая весна. Весна не бывает вечной, но он помнит о ней, и она снова рядом, снова с ним… И его Галя тоже рядом, которую он не видел эти несколько месяцев. Где она была? Где был он?… завтра… все завтра… Завтра будет премьера, и он вернется к себе и побудет наедине еще какое-то мгновение, а, может быть, снова что-то изменится. Может, теперь он будет писать сценарии для таких фильмов, где не символы, не “форматы” меряют километры пленки, а шаги по горячему песку или высота волн теплого океана… Завтра наступит этот день!… А сейчас была глубокая ночь, и они уже подъезжали к своему дому… Но разве бывают чудеса? И, все-таки, он спустился в подземный гараж и достал оттуда одну книгу. Всего одну – много места она не займет, потом почему-то на кухне, сидел и читал ее до самого утра. Читал, чувствуя, словно, он уже был на этой премьере…

И вот они, оседлав свой внедорожник с Галей,… то есть с Геллой, неслись по улицам города. Леон и Гелла! Тигр и Пантера верхом на огромном боевом слоне! На ней было, как всегда, какое-то удивительное волшебное платье, на нем костюм. Нет, не тот, уже совсем другой…, или десятый, конечно же, из магазина Медильяне. И, казалось, весь город приоделся в нарядный праздничный костюм, люди шли веселые, красивые и направлялись они, конечно же, на премьеру. Оставалось совсем немного. Она сидела за рулем, не доверив ему вести машину, видя, как он волнуется. А он действительно волновался… Нет, он сходил с ума! Они уже подъезжали к этому огромному кинотеатру в центре города, уже издалека были видны толпы зрителей, пришедших сюда. Но сейчас его волновало другое. Еще издалека он увидел огромный плакат во всю стену кинотеатра и теперь, не отрываясь, смотрел на него. Все так, как он хотел! Как представлял себе! О чем мечтал! Какой-то удивительный художник, словно прочитав его мысли, зарисовал гигантское полотно, теперь украсившее здание. Он уже видит этот белый раскаленный песок, яркое солнце наверху афиши. Он различает каждую песчинку на широком пляже. Человек! Он идет по песку, а ноги его босы! Его брюки закатаны до колен, и он ступнями обжигается о горячий берег, а рядом играют с ветром высокие волны океана.

— Леонидов! Смотри! Это же твой чертов человек! Ты узнаешь его? — закричала на всю улицу Галя… Нет, Гелла… Нет, ГАЛЯ! Его Галя! А люди, оборачиваясь на них, тоже глядели на ту огромную афишу в самом конце улицы и тоже видели этого человека! Сейчас он войдет в эту воду, сейчас его босые ноги прикоснутся к волнам, и он растворится там, будет таять в океане, где прозрачная голубая вода и дельфины, играющие на самой поверхности…

— Стоп, но что это?! – они подъехали очень близко, едва не касаясь своими колесами этого пляжа и прозрачных волн. Наверху огромной афиши сидел какой-то человек и корчил им невероятные гримасы… Нет, их было двое! Два человека! Оба на самом верху этой отвесной стены! Один с крыльями! Это же Ангел! Их добрый Ангел! Он был здесь! Он не мог сюда не прилететь, а рядом с ним, тоже вставая в немыслимые позы, кривлялся человечек, который был то ли каким-то сказочным зверюшкой, тот ли человеком из мультика… Человек-мультик! Они извивались на верхней раме огромной картины и строили всем дикие рожицы. Неизвестно, видел ли их кто-то еще. Это было сейчас не главным, а главным был этот самый человек! Его человек. Он стоял босиком на песке, он стоял в шаге от прибрежной волны, а на голове его была черная бандана, которая укрывала от яркого солнца. Он застыл в каком-то оцепенении, ожидании, лицо его озаряла нечеловеческая улыбка, зубы его отливали перламутром, мускулистые сильные руки были подняты кверху, а в руках этих были зажаты… два автомата. Те своими дулами были направлены в разные стороны, готовые разорвать воздух очередями трассирующих пуль…

Он не писал такого! Он не мог вложить в руки этого человека – его героя, смертельное оружие! В этом был весь смысл! Человек, вопреки логике и здравому смыслу должен был “раздетым”, почти голым, босыми ногами прикоснуться к этому песку, к океану. Больше не нужно было ничего! Только этот песок и дельфины на сверкающей волне!… Блокбастер! – вспомнил он название того жанра и прочитал его на афише! Они изменили его замысел! Изменили “немножко”… “чуть чуть”… Они отправили этого человека убивать!…

Галя посмотрела на Леонидова… Гелла взглянула на Леона…

— Пойдем? — тихо спросила Галя, припарковав машину…

— Нет, не пойду,… не могу…, не сейчас, — ответил Леонидов.

— Пойдем, — уже громче повторила Гелла…

— Да-да, пойдем, — ответил Леон, — конечно, пойдем… Пойдем…

А два человечка – Ангел и Мультик все скакали, как сумасшедшие, там наверху, извиваясь в танце дикарей…

Заключительную часть романа Олега Ёлшина. «ЭКШЕН или Игра в Гения» читайте в декабрьском выпуске журнала «КЛАУЗУРА»


комментария 2

НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика