Суббота, 20.04.2024
Журнал Клаузура

Валерий Румянцев. «Люблю тебя, как любят неземное». Тема любви и дружбы в лирике Михаила Анищенко

Выдающийся русский писатель Валентин Распутин писал: «…Вольно или невольно мы подошли сегодня к черте, когда слово становится не частью жизни, одной из многих частей, а последней надеждой на наше национальное существование в мире».

И он, разумеется, прав. Именно лучшие образцы художественной литературы поднимают дух народа в годы тяжёлых испытаний, помогают полноценно жить в мирное время, доставляя нам не только эстетическое удовольствие, но и обучая нас, наставляя, воспитывая и делая нас мудрее.

И особенно незаменимо для нас поэтическое Слово. Оно и в виде песни, и в лирическом оформлении, и в форме басни оказывает сильное воздействие на людей и способствует тому, чтобы каждый стремился стать настоящим человеком.

Великий пролетарский писатель А.М. Горький восклицал: «Прославим поэтов, у которых один бог – красиво сказанное бесстрашное слово правды!» И таким поэтом, у которого всё это было, с уверенностью можно назвать Михаила Всеволодовича Анищенко. Поэт писал о судьбе России, о состоянии своей души, о людях, о родной природе – и везде у него звучало «бесстрашное слово правды». Искренно и проникновенно он писал и о любви и дружбе. Давайте почитаем некоторые его стихи на эту тему.

Звонок

Дождь барабанил по окнам.

Тренькнул звонок.

Он встал,

Снял трубку:

— Алло?! –

И вздрогнул,

И крикнул в неё: — Я ждал!

Вы где? На вокзале? Я буду!

Не слыша в ответ ничего,

Кричал он и верил,

Что чудо

Сбывается в жизни его.

Потом он бежал через ливень

Туда, где светился вокзал,

И, мокрый до нитки,

Счастливый,

Шептал, задыхаясь:

— Я ждал!..

А там, у большого вокзала,

В сырой непролазной ночи,

Она ещё трубку держала

И слышала, как он кричит.

Поодаль мужчина с вещами

Крутил её старенький зонт.

И вновь репродуктор вещал им,

Что поезд сейчас отойдёт.

И ждать было глупо чего-то.

Но было обидно и жаль,

Что тот, кто играл её зонтом,

Ни разу вот так не кричал.

В одном стихотворении – целая повесть о любви. И мурашки по коже при чтении. И не хочется здесь выискивать ни удачных метафор, ни ярких эпитетов, ни других художественно-изобразительных средств. Почти у каждого из нас была в жизни или безответная любовь, или расставание с любимой по глупости. Со временем ко многим приходит  и осознание утраты чего-то необыкновенного, и жажда любой ценой вернуть утраченное. Но не всегда и не у всех это получается. Не получилось и у лирического героя стихотворения. И какую великолепную поэтическую находку мы увидели в стихотворении! Он – без зонта в ливень (то ли забыл в порыве, то ли у него его нет вовсе) и другой мужчина – «тот, кто играл её зонтом».

Элегия

Надрывается ветер заблудший,

Колобродит всю ночь в камыше.

И чем хуже погода, тем лучше

Почему-то теперь на душе.

Ничего, я с дороги не сбился

И совсем не знаком с ворожбой.

Я в счастливой рубахе родился

И снимал её только с тобой.

А теперь возле дома слепого

Я хожу, словно вор, без огня…

Хорошо, что ты любишь другого,

Как когда-то любила меня.

Хорошо, что без боли и страху

Ты мне машешь рукой на ходу,

Что мою голубую рубаху

Носит пугало в нашем саду.

Лирический герой встретил женщину, которую полюбил («Я в счастливой рубахе родился») и был ей предан («и снимал её только с тобой»). Теперь у неё другой мужчина, но лирический герой по-прежнему желает ей только добра и таких же светлых чувств, которые когда-то она испытывала к нему. И как у порядочных людей, расстались, но тепло друг к другу в душе не выветрилось. Чувства «выцвели», как старая рубаха, которую «носит пугало в нашем саду».

Видимо, это стихотворение – часть биографии поэта: с первой женой он разошёлся и жил с другой женщиной.

Когда больше узнаёшь о жизни Михаила Анищенко, то видишь, что разрыв между личной жизнью и стихами у него минимальный. Поэт много раз признавался в своей лирике, что жить ему тошно:

Я устал от тоски. Я не сплю.

Я стою у окна. Замерзаю.

Боже мой! Как я мир не люблю,

Как устройство его презираю.

И он искал для себя опору в любви. И нашёл женщину, близкую ему по духу, которую стал называть  Омелией. Жили они в селе Шелехметь в полуразвалившемся доме. А накануне, как писал Михаил Анищенко, «мы  бросили город, бросили всё, что было, переплыли через Волгу, словно через Лету, и стали жить в деревне. Вернее – выживать. Мы жили без денег и благ. Замерзали зимой без дров. Жили без электричества, сжигая запас толстых хозяйственных свечей…».

Поэту помогали выживать поддержка любимой и литературное творчество:

И я разгибаюсь в ночи как подкова,

Как олух небесный, глаголю: «Держись…»

Спасибо за жизнь тебе, русское слово,

За то, что ты снова богаче, чем жизнь.

Есть у Михаила Анищенко стихотворение «Я воду ношу», которое сегодня исполняется как романс:

Я воду ношу, раздвигая сугробы,

Мне воду носить всё трудней и трудней.

Но как бы ни стало и ни было что бы,

Я буду носить её милой моей.

Река холоднее небесного одра.

Я прорубь рублю от зари до зари.

Бери, моя радость, хрустальные ведра,

Хрусти леденцами, стирай и вари.

Уйду от сугроба, дойду до сугроба,

Три раза позволю себе покурить.

Я воду ношу – до порога, до гроба,

А дальше не знаю, кто будет носить.

А дальше – вот в том-то и смертная мука,

Увижу ли, как ты одна в январе

Стоишь над рекой, как любовь и разлука,

Забыв, что вода замерзает в ведре…

Но это ещё не теперь, и дорога

Протоптана мною в снегу и во мгле…

И смотрит Господь удивлённо и строго,

И знает, зачем я живу на Земле.

Знаем и мы, зачем жил на Земле человек, которого звали Михаил Анищенко. Казалось бы, поэт набирает воду в реке и несёт вёдра домой. И, на поверхностный взгляд, это всё, о чём сказано в стихотворении. Но это далеко не так. В этом шедевре множество смыслов: и заботливое отношение к любимой женщине; и обеспокоенность будущностью этой женщины, когда он уйдёт из жизни; и паршивое физическое самочувствие поэта, и пейзаж суровой зимы, и сомнение в православном обещании жизни после смерти («Увижу ли, как ты одна в январе»). Это стихотворение носит очень личный характер. Будто бы поэт пишет жене письмо, в котором высказывает всё, что его мучает, пока носит воду.

А вот другое его стихотворение:

Концы с концами не сведу.

Темна последняя тетрадка.

И я, любимая, уйду,

Сгорю, растаю без остатка.

И я, любимая, уйду

Туда, где смерти не боятся.

И ты, как ласточка в аду,

Начнёшь над памятью метаться.

Но там, где муки, тлен и плен,

Ты будешь вечною женою…

«Скажи, мой миленький, зачем

Ты не забрал меня с собою?»

Скажу: «Любимая, живи,

Топчи заветную дорогу!

От нашей веры и любви

Теплее родине и Богу.

Живи в остуде и бреду,

Во сне живи и круговерти,

Живи, как ласточка в аду

И как зачатье после смерти!

Литературоведам ещё предстоит изучить многогранный поэтический язык Михаила Анищенко, и, я уверен, они увидят в его поэзии много того, что мы, рядовые читатели, не видим. Есть же какая-то тайна в его поэзии? Иначе бы мы не восхищались художественно-изобразительными средствами в его лирике. Он очень тщательно, до изнеможения работает над Словом, — поэтому и сам пишет, что «синеглазый майский гром плохие рифмы ставит к стенке и рубит штампы топором».

Следующие строки поэта подтверждают этот вывод:

Любить. В тумане краснотала

Ломать всю ночь серёжки верб

И понимать, что жизни мало,

Уже идущей на ущерб,

Чтобы любить её, токуя

В ночи, без проблеска огня…

Любить её. Одну. Такую,

Уже забывшую меня.

Как и большинство мужчин, поэт не раз увлекался женщинами:

Я буду грустить, улыбаться,

Смотреть на тайгу за окном,

В случайных попутчиц влюбляться

И мучиться долго потом.

Однако по-настоящему Михаил Анищенко любил в своей жизни, видимо, только два раза. О любви нельзя написать талантливо, если не было большого чувства. В этом мы убедимся, если прочитаем стихотворение поэта «Ищу тебя»:

Во мне ты видишь пору листопада,

Когда прозрачны мысли и мечты,

Когда ни слов, ни музыки не надо,

Когда и так все помыслы чисты.

Ты вся во мне, и мы с тобою двое…

Среди миров, затерянных во мгле,

Люблю тебя, как любят неземное

Потерянные люди на земле.

В вопросах любви всю жизнь нам приходится «сдавать» экзамены: разлуки, ревность, мимолётные увлечения.… Судя по лирике Михаила Анищенко, он был однолюбом, и в одном из стихотворений он признаётся: «но возил любовь в салазках над обрывами разлук». И такой вывод подтверждается выдержкой из его другого стихотворения:

Бьёт в лицо снегопадом.

На земле гололёд.

Но любимая рядом

Как спасенье идёт.

Эти руки и губы

Не остыли во мгле.

Значит, есть однолюбы

И на этой земле.

Тихой музыкой вея,

Открывается даль.

За любовь и доверье

Даже жизни не жаль.

Как-то, сидя с друзьями на берегу Волги у костра, разговорились мы на разные темы, в том числе и о любви. Я сказал, что любовь – это когда готов отдать жизнь за то, чтобы любимая тобой женщина не умерла. А если не готов отдать жизнь, то это – не любовь, а увлечение. Один мой приятель не согласился с моей позицией, а другой – промолчал.

В стихотворении «Письмо» у поэта звучит одновременно тема и любви, и дружбы:

Другу такое горькое

Письмо почтальон принёс,

Что дым от моршанской махорки

Весь вечер доводит до слёз.

А рядом мерцанье деревьев,

Усыпанный звёздами пруд…

И тысячи вёрст до деревни

Где песни на свадьбе поют.

Там лихо скандируют:

— Горько!

Там дым дорогих папирос…

А тут вот простая махорка

Весь вечер доводит до слёз.

Удивительно! В стихотворении всего две «маленьких» метафоры («мерцанье деревьев» и «усыпанный звёздами пруд»), а скребёт душу, вызывает сопереживание и другу, и автору, который, как видится читателю, весь вечер сидит рядом с другом и курит махорку. В стихотворении не говорится, почему Она вышла замуж за другого, который живёт «за тысячу вёрст». Но что-то подсказывает читателю, что причина тут в материальной стороне: тут курят моршанскую махорку, а «там дым дорогих папирос». Здесь поэт очень удачно использует противопоставление и тем самым усиливает восприятие текста читателем. Лучшего эпитета, чем «горькое», к слову «письмо» в этой ситуации и не придумаешь.

Переехав жить из Самары в село Шелехметь, Михаил Анищенко стал жить бедно. Множество бывших друзей и приятелей сразу забыли о нём. В стихотворении «Снова в деревне» он прямо говорит:

Я глух и нем, как эта стенка.

В дыму, в потёмках и во рже,

От мира прячусь, словно Стенька,

Друзьями преданный уже.

А вот выдержка из другого стихотворения:

Не напрасно дорога по свету металась,

Неразгаданной тайною душу маня…

Ни врагов, ни друзей на земле не осталось…

Ничего! Никого! – кто бы вспомнил меня.

Потере друзей способствует и то обстоятельство, что многие из них стали меняться на глазах под воздействием лозунгов новой жизни в России:

Время сбилось с извечного круга –

Все пророчества воспалены.

На лице у любимого друга

Я увидел оскал сатаны.

Но тех немногих, кто остался и впал в отчаяние, поэт старается поддержать. Одного он убеждает так:

Не сдавайся, брат, не кисни,

Не стреляйся на плацу.

Я и сам бежал по жизни,

Словно слёзы по лицу.

Вадим Карасёв дал очень точную характеристику поэту: «Михаил Анищенко – передатчик традиций настоящей культуры, идущих из глубины веков. Мне кажется, внимательный читатель, прочитавший произведения самарского поэта Михаила Анищенко лет через сто получит представление о том, что мучило и что радовало талантливого и совестливого русского человека времён распада империи». И с этим трудно не согласиться.

А Сергей Арутюнов высказался так: «Оставив нам на попечение свои стихи, русский поэт Михаил Анищенко поручил каждому из нас память о себе. Будем же верны этой памяти…»

Валерий Румянцев


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика